Книга Биография smerti - Анна и Сергей Литвиновы

В общем, настоящие гламурные похороны. Ярмарка тщеславия и немножко бизнес. Ни единого по-настоящему скорбного лица Таня в толпе не увидела. Один Стас, когда на гроб стали падать комья земли, судорожно всхлипнул. Но тут же виновато огляделся, сжал губы и затем стоял с сухими глазами. А вдовец и вовсе, покуда могильщики (по случаю дорогих похорон тщательно умытые и в одинаковых, чистых комбинезонах) работали лопатами, смотрел в ярко-голубое летнее небо и улыбался. «Я б на его месте тоже радовалась, – услышала Таня чей-то саркастический шепот. – Такие миллионы унаследовать...»

Нелли Бориславская слово, данное Татьяне, сдержала – на похоронах не появилась. Впрочем, от ее отсутствия никто не страдал, даже официальный жених. Антон Шахов, хотя и нацепил подобающий случаю траурный костюм, но времени на скорбь не тратил. Сновал меж гостями, заискивающе улыбался и даже, заметила Садовникова, какие-то бумаги на подпись вдовцу подсунул. Тот подмахнул, не читая.

Не было на кладбище и Фаины, и Таня представляла, как той тяжело: не потому, что в тюрьме по ложному обвинению, а из-за того, что любимую хозяйку в последний путь проводить не смогла.

Народ на похоронах, Татьяна прислушивалась, активно шептался, строил собственные версии. Большинство (тихо, вполголоса) обвиняли в смерти Марины Евгеньевны мужа. Некоторые косились на Стаса. Одна напыщенная, килограммов на сто, особа в шелковом костюме от Марины Ринальди утверждала, будто Холмогорову погубил кто-то из домашнего персонала. Меж гостями маячили двое внимательных, в бедненьких костюмах, молодых людей. Явно менты. Присматривались, тоже прислушивались.

И Таня внимательно разглядывала гостей, но ничего подозрительного не заметила. Сплошь бесстрастные лица; торопливые, украдкой брошенные, взоры на многотысячной стоимости часы; приглушенные, через ладошку, разговоры по инкрустированным бриллиантами телефонам... У всех – бизнес. И похороны Холмогоровой – тоже часть бизнеса, на которую в деловом расписании отведено строго определенное время...

Один только артист Пыльцов никуда не торопился, лихорадочных разговоров по мобильному не вел. Таня услышала, как он обронил кому-то из гостей:

– Прости, господи, но спасибо Мариночке. Хоть в кои-то веки удалось на море вырваться.

Вот она, жизнь! Похороны – повод для посещения пляжа...

Таню все принимали за одну из обслуживающего персонала, что слегка ее обижало. Ладно, пока могильщики сверхурочные вымогали, но когда какая-то гламурная дамочка капризным тоном потребовала немедленно подать ей воды со льдом, Садовникова ей едва в физиономию не плюнула. Но удержалась. Саркастическим тоном посоветовала прогуляться до имевшейся на кладбище колонки.

– Как ты смеешь так со мной разговаривать! – взвилась тетка, явно чья-то богатая, избалованная женушка.

Гости с интересом оторвали взоры от гроба, начали коситься в их сторону. Назревал скандал. Забыть, что ли, временно про гордость, сбегать несносной дамочке за водой? Но, спасибо, какой-то мужчина выручил. Молодой, серьезный, как положено, в черном. И с глазами грустными, что странно выглядело на фоне равнодушной толпы. Он подхватил скандалистку за руку, отвел в сторонку, успев шепнуть Тане:

– Извините...

Садовникова с интересом посмотрела странной парочке вслед. Она его жена, что ли? Но даме, несмотря на всю пластику, верный полтинник, а мужику – от силы двадцать семь.

– Кто это? – спросила Татьяна у Антона Шахова, очень кстати оказавшегося рядом.

– Супруга мэрская, – хмыкнул тот.

– А мужик?

– Мишка Беркут. Большой здесь, в Сочи, авторитет. Крупнейшее в городе охранное агентство и куча всего другого, – просветил Шахов.

А ведь он молод для большого авторитета! Таня с интересом посмотрела ему вслед. Хорош! Высокий, осанка царственная, дорогой костюм безупречно облегает стройную, в меру накачанную фигуру. Сразу видно – настоящий мужчина. Не чета избалованному мальчику Стасу. Впрочем, девушка быстро отвела взгляд. Как не стыдно, ей-богу! Сама осуждает Холмогорова-младшего, что тот свою личную жизнь в преддверии похорон устраивает, а тоже на кладбище на мужиков засматривается...

Впрочем, Садовникова могла гордиться собой – ее работа, организация похорон, оказалась выполнена на пять баллов. Мест в машинах хватило всем, ни единой задержки нигде не произошло, ни единой накладки. И стол, когда вернулись в особняк, был уже сервирован. Повариха, правда, с ходу нажаловалась на привлеченную к готовке Зухру – та спалила три листа свиных отбивных под гранатовым соусом. И хлеба, оказалось, катастрофически не хватает... Но Таня цыкнула на ябеду, ободряюще улыбнулась запуганной Зухре и в срочном порядке отправила один из внедорожников вниз, в Красную Долину. Покуда гости соберутся, рассядутся – тысячу раз можно успеть хлеба купить. И уж тем более привезти готовые отбивные из любого ресторана.

А когда наконец зазвучали первые тосты – как положено, за безвременно погибшую и пусть земля будет ей пухом, – Татьяна тихонько выскользнула из-за стола. Убежала в свою комнату, бессильно раскинулась на кровати. До чего же она устала... И какая вообще дура, что взялась за все хлопоты. Да еще бесплатно. В голову только сейчас хорошая идея пришла: надо было не за красивые глаза и за жалкую информацию соглашаться, а предложить Стасику сделку: устройство похорон в обмен на те злосчастные пятьдесят тысяч евро аванса.

В дверь тихонько постучали. Никуда от них не денешься!

– Открыто! – обреченно выкрикнула Татьяна.

Опять Зухра. Виновато смотрит, бормочет:

– Татьяна Валерьевна, выручайте! Там Игорь Феоктистович опять себя ведет неанде... неадеква... бузит, короче.

– Господи, а я-то здесь при чем?! – не выдержала Садовникова. – Я что вам всем – мама родная? У этого алкаша, в конце концов, сын взрослый. Иди к Стасику. Пусть он разбирается.

Зухра мученически закатила глаза:

– Да искала я Стасика. Нету его нигде. Ни в его комнате, ни в саду.

– Значит, плохо искала!

– Татьяна Валерьевна, ну пожалуйста! Он же сейчас подерется с кем-нибудь. Перед людьми неудобно!

– Да мне-то что... – начала Татьяна. И осеклась. С кем она спорит-то... – Ладно, сейчас разберусь.

Пять минут, пара окриков на охранников – и счастливый вдовец уже водворен в свою спальню. А Таня – раз уж все равно из своей комнаты вышла – на минутку заглянула в столовую. В конце концов она тоже заслужила поминальную рюмку водки.

Здесь ничего не изменилось, пир шел горой, раскрасневшиеся лица гостей ярко контрастировали с их черными одеяниями. Горничные не успевали обносить поминающих усопшую водкой – Тане своих пятидесяти граммов пришлось минут пять ждать. И ломтик сырокопченой колбасы она с блюда ухватила последний.

За столом шла оживленная беседа, подвыпившие гости говорили в полный голос, дамы щедро расстегнули верхние пуговки своих траурных платьев и активно строили глазки мужчинам, то и дело слышались взрывы смеха. Тане стало совсем грустно, и она уже поднялась, чтобы уйти, когда вдруг за спиной раздалось: