Книга Канонерка 658. Боевые операции малых кораблей Британии на Средиземноморье и Адриатике - Леонард Рейнолдс

Он дотошно расспросил меня о бороде, которую Кроутер долго отращивал до злополучного инцидента и сбрил как раз перед слушанием дела. Он также хотел, чтобы я выступил на процессе и охарактеризовал обвиняемых с положительной стороны, на что я с радостью согласился, потому что оба были хорошими моряками.

В этот приезд на Мальту у меня не было настроения развлекаться, и я постоянно думал о процессе и об оставшейся в Анконе 658-й. Новости, услышанные по радио, не оставляли сомнений в том, что война вот-вот закончится, и я не желал упустить возможность командовать 658-й во время последнего удара (если таковой будет иметь место).

Процесс оказался куда менее впечатляющим действом, чем я ожидал, и продолжался два дня. По моему глубокому убеждению, он не имел ничего общего с понятиями правосудия и справедливости. Несмотря на велеречивые разглагольствования, я с самого начала почувствовал всеобщую враждебность и понял, что ничего хорошего ждать не приходится. Наш юрист сумел воспользоваться тем фактом, что Кроутера никто не сумел с уверенностью опознать как участника беспорядков, и, значит, ему нечего предъявить. Флетчер же был травмирован полицейской дубинкой, арестован, отправлен в госпиталь, иными словами, завяз в деле «по уши». Мне тоже предоставили слово, и я особо отметил, что парни впервые получили увольнительную на берег после шести месяцев боевых операций в Югославии.

В заключение судья напутствовал жюри, как мне показалось, очень уж сурово, указав на необходимость поддержки полиции в ее нелегком деле сохранения законности и поддержания порядка на острове Мальта с достаточно специфичным контингентом постоянно меняющегося населения. Поэтому я даже не удивился, когда, вернувшись, жюри объявило, что нашло Флетчера виновным по двум пунктам обвинения (к счастью, не в «подстрекательстве к совершению уголовного преступления»), а по отношению к Кроутеру обвинение не доказано.

Судья приговорил Флетчера к семи месяцам принудительных работ, тем дело и закончилось для всех, кроме бедолаги Флетчера.

Я еще раз посетил командование базы, чтобы узнать, не сможет ли вмешаться вице-адмирал, командующий флотом на Мальте, но не услышал ничего обнадеживающего. Оставалось надеяться только на то, что после победы, которая была уже на пороге, будет объявлена амнистия и Флетчер будет освобожден или, по крайней мере, будет отбывать более короткий срок. (Позже я слышал, что до освобождения Флетчер провел на принудительных работах семь недель и был сыт этим по горло.)

А я немедленно по окончании процесса начал организовывать свой отъезд обратно в Анкону. Оказалось, что моего «приоритета 3» недостаточно, чтобы улететь на следующий день. Только 5 мая, проведя 6 часов в ожидании в Луке, я получил вожделенное место в самолете. Там были и другие моряки, которые всю дорогу уныло рассуждали, сколько дополнительного рома они не получат, если не вернутся на борт до объявления победы. Как и раньше, мы сделали остановку в Катании, и в беседе с пилотом, симпатичным пареньком из Южной Африки, я, к своему восторгу, узнал, что обратно мы полетим другим маршрутом – над Мессинским проливом и вдоль западного побережья Италии, а по достижении широты Бари повернем на восток через Апеннины.

Мы только вылетели из Катании и от нечего делать глазели вниз на пролив, отделяющий Сицилию от Италии, когда из кабины вышел штурман, улыбающийся во весь рот. Он потряс зажатым в руке листком бумаги и завопил, стараясь перекричать рев двигателей:

– Мы только что получили сообщение. Сегодня в 6.00 немцы подписали безусловную капитуляцию.

Восторженный гул голосов быстро стих. Никто не хотел демонстрировать свои чувства. Вместо этого все мы углубились в мысли о будущем – каково оно будет теперь? Что касается меня, я был горько разочарован, поскольку был лишен возможности услышать эту грандиозную новость на мостике своего корабля. На нем я провел всю войну, на нем она должна была и закончиться. Мне очень хотелось узнать, что происходит в этот момент на немецком военно-морском флоте в Северной Адриатике.

В Бари стало ясно, что нет ни одного шанса сразу же улететь в Анкону. Все самолеты были на земле – своеобразная мера предосторожности против слишком активных проявлений радости. Я разрешил своим матросам отправиться в Манфредонию на грузовике. Там их наверняка подкормят и дадут возможность поднять бокал за победу.

В ту ночь летчики устроили грандиозный праздник, но я чувствовал на нем себя как насильственно извлеченная из воды рыба. Я никого вокруг не знал и был рад, когда торжество закончилось.

На следующее утро, удостоверившись, что перспектива улететь не появилась, я отправился навестить Деррика и Джонни в госпитале. С собой я предусмотрительно захватил большую бутылку джина, и мы провели вместе несколько очень приятных часов, избавивших меня от депрессии. В госпитале царило праздничное настроение, и за соблюдением правил никто не следил, что немало способствовало веселью. И Деррик, и Джонни чувствовали себя хорошо и ожидали скорой отправки домой на плавучем госпитале. Мы вместе прослушали речь премьер-министра Черчилля, попрощались, и я потопал обратно в Бари.

Там меня ожидали хорошие новости. На следующее утро я мог улететь в Анкону.

Полет на гаванью Анконы оказался странным и волнующим. Перед самой посадкой я увидел у наших причалов группу из семи немецких катеров. В гавани стояли и другие корабли, явно не наши, но с удивительно знакомыми очертаниями. Это же лихтера! Да, парни здесь явно не теряли время зря.

На 658-ю я торопился изо всех сил. Когда я поднялся на борт, Чез Тернер, Тони и наш новый штурман Дерек Кинг сидели за столом – было время ленча. Я, разумеется, присоединился к ним и за едой узнал о событиях последних дней.

Они выглядели изрядно утомленными (ничего другого я и не ждал), потому что празднование длилось уже несколько дней подряд. И я, наконец, осознал, как много пропустил. Пока я протирал штаны в зале судебных заседаний на Мальте, 658-я (по большей части случайно) сыграла одну из самых видных ролей в принятии капитуляции целой флотилии немецких катеров.

Тони рассказал мне обо всем подробно. 3 мая в 6 часов утра его разбудил дежурный офицер базы.

– На входе стоит флотилия немецких торпедных катеров, – сообщил он, – с полным вооружением и торпедами, насколько нам известно. Иди туда, и пусть они сдадутся.

Тони объявил тревогу. В мгновение ока взревели двигатели, на палубу выскочили матросы, с причала полетели швартовные концы, и Чез повел лодку к выходу. В лихорадочной спешке он задел правым бортом причал и погнул гребной винт о каменистый выступ.

658-я подошла к выходу из гавани первой, за ней следовали несколько «восперов» из 28-й флотилии Джеррама. Чез выбрал стоящий впереди катер, на котором развевался белый флаг, приблизился и крикнул:

– Вы сдаетесь?

– Я хочу, – ответил голос на неплохом английском, – высадить своих людей на берег в качестве военнопленных и вернуться в Полу за следующей партией. Мы не хотим оставлять своих солдат в руках у партизан.

Совершенно очевидно, Чез не имел права принимать подобные решения. Поэтому он предложил командиру немецкой флотилии проследовать с ним в Анкону и вступить в переговоры с командованием.