Книга Запах искусственной свежести - Алексей Козлачков

Кремлевский дворец съездов был полон, и мы действительно уже в вестибюле стали встречать знакомых. Товарищ мой прослужил больше меня, он успел побывать на четырех или пяти войнах, как и многие десантные офицеры, служившие до конца, поэтому он встречал однополчан чаще, и вскоре его куда-то утащили бывшие сослуживцы. Я остался один и прошел в зал, где началась торжественная часть с речами и концерт… О-о-о, ветеранские, а в особенности юбилейные ветеранские концерты – это та еще песнь! Особый жанр литературы и искусства в целом… Сначала долго и напыщенно скорбными голосами говорят о подвигах и павших героях, о том, что не посрамили и не посрамим, и музыка при этом звучит соответствующая, которую никогда и ни при каких обстоятельствах сам слушать не станешь – приверженцем каких бы музыкальных направлений ты ни оказался. Обычно о подвигах громко поют задорными бравурными голосами, похожими на то, как если бы Кобзон с Лещенко, глядя глубоко вдаль, спели дуэтом песню «Комсомольцы-добровольцы». Потом выходят все в пятнистом и беретах – собственно ветеранские ансамбли и тоже начинают мужественно петь песни, которые лучше не слушать ни с утра, ни перед сном, и все это с героическим грохотанием спецэффектов за сценой. А в тот раз устроители не поскупились и были представлены еще лазерно-голографические инсталляции, и на сидящих в зале зрителей выкатывался сверкающий лазерный бронетранспортер с флагами и пулеметной пальбой. Потом опять бравурные хоры, слова, патриотические песни, и лишь под конец выпускают двух-трех известных эстрадных звезд с очень голыми ногами, когда всем уже не до них. И как бы ты ни сочувствовал мероприятию в целом и ни чтил память павших героев, дослушать все это до конца могут разве только сами устроители-организаторы или те ветераны, которых туда перенесли спать из буфета после возлияний. Поэтому, прослушав пару песен и скорбных речитативов, я решился выбраться в фойе и поискать кого-нибудь из знакомых, а вполне возможно, и выпить в буфете водки за победу, за погибших товарищей…

Видимо, эта мысль стала уже проникать во многие ветеранские головы, потому что обширные кремлевские фойе стали наполняться выходящими из зала группками ветеранов и повсюду, как пушечная канонада, раздавались оглушительные хлопки по ветеранским спинам и радостные возгласы узнавания. Я двинулся к буфетам и на подступах встретил знакомого по Афгану прапорщика; мы, как и положено, обнялись, похлопали друг друга по спинам и коротко пересказали друг другу ветеранские новости – кто, где, кого и когда в последний раз видел и что с ними произошло. Я предложил придвинуться к буфету вплотную и обмыть встречу, но тут прапорщик сконфузился, выругался и разъяснил ситуацию, которая оказалась непроста и драматична…

Буфеты оказались закрыты до окончания торжественной части и концерта: бутерброды и газировку купить было можно, а водки, которая стояла здесь же в ящиках, – нельзя. Такой порядок завели после прошлогодней встречи, когда никто, конечно, концерта слушать не стал, а все сразу пошли по буфетам. И к окончанию концерта, а точнее, даже его торжественной части с речами и поздравлениями большинство храбрых воинов так уже наотмечались, что звуки суровой ветеранской самодеятельности там и сям вполне заглушали мощные динамики официального концерта с поп-звездами и академическими хорами. Чтобы такое разложение не повторилось и в этом году, буфеты закрыли до окончания концерта.

Положение было безвыходным. По коридорам бродили толпы угрюмых, злых ветеранов на взводе, казалось, что еще немного – и они перевернут в Кремлевском дворце все кадки с фикусами и вынесут все буфеты к чертовой матери… Можно было, конечно, есть бутерброды и запивать их томатным соком. Но кровь-то мы проливали явно не за это и в танке горели тоже…

Мы с прапорщиком понуро брели по длинным фойе, с дикой завистью посматривая на более дальновидных воинов, которые, несмотря на обещанную на мероприятии дешевую водку, не купились на агитацию, а прихватили кое-что с собой и теперь торжествовали мелкими группками по углам. Мы разрабатывали сумасбродные прожекты: выскочить, добежать до магазина и вернуться сюда с водкой. Но это был нереальный план. Ближайший магазин только на Арбате, пока туда-сюда да плюс очередь и толкучка, там и концерт окончится – смысла нет. Да еще из Кремля-то выпустят, а обратно могут не впустить. Кремль, он ведь не гарнизонный Дом офицеров, одной охраны проходили при входе пять рядов. Можно было, конечно, одеться, уйти, купить водки и напиться где-то за пределами Кремля, но мы же не за этим сюда пришли, мы еще не всех здесь встретили-поговорили… И мы продолжали уныло брести по коридорам… надежды не было. Придется ждать конца этого дурного концерта, а при любви армейского начальства к официозу это могло произойти не скоро, травить культурой будут до конца.

И тут в одном из кремлевских углов, под фикусом в кадке, в группе ветеранов я вдруг узнал человека, которого никак не рассчитывал встретить сегодня здесь. И эта встреча была, пожалуй, самым лучшим и главным, что могло произойти в этот день. Я еще не верил своим глазам, присматривался, приближаясь… Нет же, это он, ошибки быть не может. Я окликнул его по имени-отчеству, он обернулся: чуть постарел, но усы и глаза все те же, и улыбка, и плечи, главное – плечи: капитан Денисов, мой первый армейский командир (сейчас уж, поди, не капитан). Один из двух-трех человек, оказавших на меня во всю мою жизнь самое сильное влияние, и если во мне есть хоть что-то хорошее, надежное и крепкое, то этим я обязан ему. Потом у меня было много учителей, но он был первым и самым важным. Говорили, что он был серьезно ранен на Кавказе, потом уволился, долго лечился, а потом исчез в неизвестном направлении, никто мне о нем ничего сказать не мог…

Казалось, он и не удивился встрече, будто бы мы лишь вчера с ним расстались. Совершенно спокойно сказал мне, улыбаясь и раскрывая мне руки для объятий:

– Ба-а-а, Федор Николаевич, какими судьбами? Наслышан, наслышан про ваши успехи на поприще, мягко говоря, не военном, профессиональным замполитом заделались? Вы всегда этим грешили, помню-помню…

Для Денисова по-прежнему все, что не из пушки стрелять, – все сфера деятельности замполита, особенно журналистика. Хоть и в шутку, но в своем духе. Не меняет время людей. Сколько же мы с ним не виделись? Пятнадцать? Нет, наверное, больше, сразу не сосчитать – почти двадцать лет. Мы обнялись, и я с удовольствием постучал по его огромной борцовской спине. Он представил меня товарищам: «Мой взводный в Афганистане». Представил и их – сослуживцев разных времен, он прослужил существенно больше моего. Затем он взял литровую бутылку из рук одного из своих товарищей, налил мне полный пластиковый стакан водки, поднял свой, насмешливо прищурился и сказал одну только фразу, которую впервые он сказал мне много лет назад во время нашей первой встречи…

И мир снова, как и двадцать лет назад, закачался у меня в глазах еще до того, как я выпил этот стакан.

2

Выпускным лейтенантом я долго и с перипетиями добирался до Афгана, а всего нас туда было послано из выпуска десять человек – отличников учебы и кандидатов в члены КПСС (был отбор и конкурс), чтобы, не дай бог, честь альма-матер не была опозорена. А мы ее позорить и не собирались. Среди десяти отличников двое были даже золотыми медалистами, так что военная наука была усвоена нами «настоящим образом», как и было написано на всех училищных стенках, и сказал это якобы В. И. Ленин. От войны нас отделяли какие-то полтора месяца отпуска и короткой подготовки на базе десантной дивизии в Витебске.