Книга Гонзаго - Андрей Малыгин

— Я отлично слышу вас, Юрий Петрович. Но, честно говоря, я в небольшом замешательстве. Просто не ожидала такого… щедрого предложения… от вас…

У Уфимцева от напряжения затряслась рука, державшая трубку, и он почти ощутимо услышал в ответ что-то вроде «я не могу, я завтра буду занята», но тут же бархатный голос Евы, как показалось, даже с радостными интонациями произнес:

— Конечно же, не против. Я тоже очень хотела попасть на этот самый концерт и очень рада, что вы меня на него пригласили. И как вам удалось достать туда билеты, Юрий Петрович? Просто большая загадка!

Уфимцев как будто ослышался и тут же непроизвольно произнес:

— Так, значит, вы идете? Это правда?

Ева заливисто засмеялась:

— Юрий Петрович, если это правда, что вы меня пригласили, то правда и то, что я с удовольствием составлю вам компанию и пойду на это многообещающее мероприятие.

Уфимцев готов был от радости прыгать. Он закрыл глаза, закусив губу, беззвучно потряс трубкой в воздухе и тут же почувствовал, как волна необычайной радости буквально наполняет и захлестывает его. Но надо было отвечать, иначе пауза могла показаться неоправданно длинной. Он посерьезнел и постарался как можно хладнокровнее произнести:

— Елена Владимировна, я тоже очень рад, что вы согласились… Думал, а вдруг у вас на завтра запланировано что-то другое…

— Ну нет, Юрий Петрович, ради этого… мероприятия я, наверное, отложила бы все остальное, — опять засмеялась она.

Уфимцев глубоко вздохнул.

— Честное слово, вы говорите такие приятные вещи, такие приятные слова, которые так и застревают в моих чутких ушах, не желая оттуда улетать.

Ева снова залилась звонким смехом.

— Мне это тоже приятно слышать от вас. А скажите, Юрий Петрович, если это только не какой-то огромный секрет, а чем вы там дома занимались, когда взяли трубку? Вы так громко дышали в нее…

Теперь уже рассмеялся Уфимцев и с некоторым смущением проговорил:

— Ну, не такой уж и большой секрет. Откровенно говоря, так… побаловал свой организм немного гирькой пудовою. Такой уж он у меня капризный и требовательный, знаете ли… А я вот такой уступчивый и податливый. Ну никак ему в этом отказать не могу. А вы о чем подумали?

Они упражнялись в радостном красноречии и иронии по телефону еще минут десять-пятнадцать, а потом, договорившись о месте и времени встречи перед началом концерта и пожелав хорошего настроения, расстались.

Уфимцева переполняла бурная радость. Похоже, ни о каком отказе там не было и речи. А развитие процесса пошло в благоприятном, нужном ему направлении… и, кажется, с хорошей перспективой на будущее. Как же это здорово! Какой же приятный, какой… просто замечательный вечер!

Всю оставшуюся часть дня Юрий Петрович пребывал в праздничном, приподнятом настроении. Он проигрывал в голове, в чем завтра пойдет на концерт, как они встретятся с Евой, в чем она, интересно, будет одета, и как вообще пройдет весь завтрашний вечер? Как они будут расставаться? Какие слова при расставании будут друг другу говорить? И сможет ли он ее перед расставанием поцеловать? Ну хотя бы один раз. Так, пока по-дружески прикоснуться губами к ее мягкой шелковистой щечке…

Он был сильно взволнован. Долго не мог заснуть. Вспоминал про тот самый пришедший к нему прошлой ночью сон, когда вместо странной моднящейся бабки он неожиданно увидел Еву, и, размечтавшись, как это бывает, незаметно для себя уснул. И на этот раз ночь и сон тоже стали продолжением такого волнительного и такого замечательного вечера… Только яркость и натуральность сновидений превзошли все остальные. Казалось, что это был не сон, а сама жизнь. Яркая, волнующая и прекрасная. Только где-то в ином, неизвестном месте и в другом, отчасти знакомом и в то же самое время совершенно незнакомом мире…

Уфимцев вдруг оказался в каком-то городе с высокими старинными домами на набережной неширокой реки, обрамленной красивым чугунным ограждением, и явственно услышал знакомые строки стихов. Что же это такое звучит? Что-то очень и очень знакомое. Ну да, конечно же, без сомнения, это строчки Пушкина из «Евгения Онегина». Интересно, а кто же их так увлеченно читает? Он повернул голову в ту сторону, откуда доносился этот бодрый, жизнерадостный голос, и увидел какого-то невысокого человека с тростью и в цилиндре, который шел к нему навстречу и, сверкая глазами, увлеченно читал стихотворные строки.

Мужчина подошел к нему вплотную и, открыто улыбнувшись, протянул для приветствия руку:

— Ну, добрый день, Юрий Петрович! Похоже, я немного припозднился. Мой друг, приношу тебе свои извинения. Позволь же поинтересоваться: и как давно ты меня здесь ожидаешь?

Уфимцев удивился такому по-дружески простому обращению к себе, пристально вгляделся в лицо подошедшего человека, и оно показалось ему как будто знакомым. Крупные бакенбарды, соединяющиеся на шее под подбородком, изумительно белые зубы и какие-то необыкновенной голубизны и привлекательности глаза. Вот только одет он был как-то по-старомодному, как сейчас одеваются только в театрах артисты. И тут совершенно нелепая догадка промелькнула в его голове: — Вроде бы… Александр Сергеевич, неужели это вы?

— Ну да, это я и есть — Александр, по родителю Сергеевич Пушкин. А что, Юрий Петрович, разве же не похож? — засмеялся он от души заливисто и звонко.

Уфимцев еще раз пробежался взглядом по лицу Пушкина, по пышным его бакенбардам и, убедившись в некотором сходстве, проговорил:

— Ну, конечно же, несомненное сходство имеется, Александр Сергеевич. Но должен честно признаться, что в жизни вы все-таки какой-то другой, не как я вас себе представлял. Вот увидел бы вас где-нибудь в городе и, скорее всего, совсем бы не узнал. А сам про себя тут же подумал: «Какой он все же маленький ростом, этот Пушкин! Словно подросток какой-нибудь. А он с высоты своих ста восьмидесяти двух сантиметров кажется против Пушкина настоящим великаном. Да, все это так, но ведь Александр Сергеевич жил в начале девятнадцатого века. А тогда, наверное, и все люди были немного пониже. А вот если бы он был нашим современником, то, всего скорее, как у всех акселератов, и рост у него был бы другой».

И тут совершенно неожиданно прямо на глазах у Уфимцева Пушкин здорово вытянулся и почти догнал его в росте. Вот это да! Просто поразительное зрелище!

Удивление и некоторое смущение не покидали Юрия Петровича, а Пушкин, глубоко вздохнув, проговорил:

— Да не удивляйся ты так, Юрий Петрович, сегодня — это только так, баловство, сегодня это лишь репетиция. А вот завтра, друг мой, уж точно будет на что подивиться, так что прибереги-ка свои эмоции на завтрашний день. И вообще, давай-ка перейдем лучше на «ты», я ведь совсем ненамного и старше тебя. — И в знак дружеского расположения он похлопал Уфимцева по плечу. А потом как бы между прочим спросил: — А кстати, будь любезен и расскажи мне, а как у тебя обстоят дела с твоей ненаглядною Евой? Буду тебе за это крайне признателен.