Книга Прекрасные тела - Лора Каннингем

В их супружеской жизни были свои тайны, так почему бы не прибавить к ним еще одну? Вспомнив о самой страшной из тайн, Сью Кэрол испытала приступ тошноты. Ребенок. Ребенок, которому в этом году исполнилось бы тринадцать. «Рождественское дитя», как звали бы его домашние.

Вина за то, что пришлось сделать аборт, лежала не на Сью Кэрол, а на враче. Этот кретин с Вест-Энд авеню, торговавший видеокассетами «по сексуальной гармонии», не сумел распознать единственную беременность Сью Кэрол. Беременность была незапланированной. Сью Кэрол зачала вопреки всему, в тот период, когда с точки зрения медицины зачатие невозможно: в начале менструального цикла. То была ночь расставания — на следующее утро Боб отправлялся в Лос-Анджелес на пробы. Ему предстояло участвовать в отборе претендентов на главную роль — роль симпатичного молодого мафиози в комедийном сериале «Нико». Простился он со Сью Кэрол, завалив ее на рояль и сыграв на ней столь пылкое и победительное allegro, что ее биоритмам ничего не оставалось, кроме как подладиться к его темпу.

Спустя два месяца врач назначил Сью Кэрол курс лечения от аменореи, прописав ей лекарства, способствующие возобновлению менструации. Впоследствии шарлатан признал свою ошибку, когда она ткнула его носом в тест на беременность, доказавший правоту ее инстинкта и ложность его авторитетного мнения.

Искусственный прогестерон, увеличивающий вероятность врожденных уродств, — вот что ей каждую неделю вкалывали в ягодицу. Сью Кэрол пришлось выбирать: либо прервать беременность, либо родить существо, которое, по мнению медиков, могло оказаться мохнатым комком с зубами. Она уже почти решилась судиться с врачом, обвинив его в преступной халатности, но тут вернулся Боб. Когда Сью Кэрол встретила его в аэропорту, на нем лица не было: пилотная серия «Нико» провалилась.

Боб считал этот сериал последним шансом, лучшей своей попыткой. Сью Кэрол тоже так думала, но оставила свое мнение при себе, а вслух сказала: «Милый, это неважно». Но это было важно. Они лежали в широкой постели, обнявшись и утешая друг друга, и при этом каждый оплакивал собственную потерю.

«Никто не виноват, — думала тогда Сью Кэрол. — Ни сериала, ни ребенка… Зачем рассказывать Бобу?»

Она и не рассказала. Если бы не этот недоучка-доктор, у нее был бы сейчас ребенок, более того — их брак мог бы сложиться иначе. Кто знает, возможно, отцовство сделало бы ее мужа другим человеком…

Сью Кэрол помнила тот день, когда ей сделали аборт. Это было в клинике в Блумингсдейле. После операции другие женщины, хлюпая носами, уезжали с любовниками или мужьями, а она вернулась домой одна, на такси.

Теперь, сидя в ванной Джесси, Сью Кэрол рассматривала бело-серые кафельные плитки, ванну и душевую кабину, мочалки и губки, стеклянную полочку с шампунями и стакан с зубной щеткой, и все это казалось ей бесконечно чужим. Она не могла вообразить, как будет просыпаться в этой квартире на следующее утро и, возможно, в другие дни… Ей очень хотелось домой.

«Только не вздумай возвращаться в эту нору, — одернул ее внутренний голос. — Твое возвращение будет означать: „Валяй, делай, что хочешь. Мне идти некуда“». Сью Кэрол представила себе, как входит в их квартиру, и ее обволакивает тишина, отвратительная атмосфера камеры для пожизненных заключенных. «Делай, что хочешь, Боб». Интересно, дома ли он? В ее сознании возникла другая картина: она ждет его, и он наконец появляется… хорошо еще, если один!

Неужели их союз превратится в один из тех браков, где мужу позволено иметь другую «партнершу»? Нет уж, дудки! Сью Кэрол бодро улыбнулась своему отражению. Иногда движение лицевых мускулов порождает эмоции: заставив себя улыбнуться, ты можешь почувствовать, что у тебя и впрямь есть повод для улыбки.

Сью Кэрол заметила, что между зубами у нее застряли потемневшие кусочки зелени. Она извлекла их и улыбнулась еще шире: если она продержится здесь этой ночью, дальше ей будет легче. Всего одна ночь вне дома, и, возможно, она обретет свободу, если только примирится с необходимостью просыпаться в чужом доме…

Косметичка Сью Кэрол осталась в одной из ее сумок Может, Джесси не будет против, если она воспользуется ее зубной щеткой — только один раз? Нет, нельзя — микробы. Она выдавила немного зубной пасты на палец, почистила передние зубы и прополоскала рот водой из-под крана, а вдобавок позаимствовала у подруги зубную нить. Хорошенько подвигав нитью между зубами, Сью Кэрол с удивлением и даже любопытством извлекла оттуда изрядное количество салата. «Всегда есть возможность изменить свою жизнь, — сказала она себе, — нужно только поднапрячься».

Чтобы уже точно не поддаться отчаянию и не рвануть на метро, Сью Кэрол пошарила в кармане и достала оттуда две таблетки: собачий валиум и загадочную голубую пилюлю — якобы экстази. Тут уж пришлось выбирать между известным и неведомым, и Сью Кэрол отдала предпочтение первому, проглотив транквилизатор для йоркширских терьеров и запив его водой из стакана (вода слегка отдавала зубной пастой). Потом она заставила себя вернуться в комнату, полную женщин, и возобновить свое участие в вечеринке. Итак, решение принято, только вот останется ли она ему верна?

Тем временем в гостиной Джесси продолжался смотр подарков, сопровождавшийся бесконечными охами и ахами по поводу чудесных пушистых одеял, крошечных ползунков, микроскопических вязаных носочков (вязали их, конечно, не сами гостьи, а чьи-то бабушки, поставлявшие товар в один из бутиков Вест-Сайда). В этом ворохе попадались «шутливые» подарки вроде Нининого лифчика для кормления («Я его, вообще-то, себе купила — по ошибке») и «заботливые» подарки (к примеру, Джесси вручила Клер сертификат на посещение массажиста). Передача даров по кругу — древний ритуал, который современные женщины воссоздают не по памяти, а по зову инстинкта.

Вместе с подарками по часовой стрелке передавались и признания, с каждым часом становившиеся все более откровенными. In vino veritas! Все, кроме Клер, хлебнули изрядно. Подруги приятно захмелели от красного австралийского вина, а потом перешли на «Эль-Конквистадор»… Может быть, задавались они вопросом впоследствии, именно этот переход к менее изысканному напитку и определил предельную откровенность их исповедей? И если истина в вине, то, возможно, чем кислее vino, тем горше veritas?

Открылась наконец дверь ванной, и оттуда выплыла Сью Кэрол, напевая:

Дельта Дон, Дельта Дон,

Что за цветок в твою косу вплетен?

Может, увядший маков цвет

В память любви, которой уж нет?

— И ты считаешь это уместным? — резко оборвала ее Марта.

Сью Кэрол смолкла и улеглась на кушетку, прихлебывая имбирный чай, специально для нее заваренный Джесси.

— Он поможет тебе справиться с тошнотой, — пояснила хозяйка.

— А можно мне тоже? — попросила Клер.

Это был первый признак того, что почетная гостья устала от нескончаемого потока даров и признаний. Клер постепенно начала отдаляться от подруг, словно отступая куда-то в дальний угол своего сознания. По мере того как кроватка, подаренная Мартой, наполнялась все новыми и новыми предметами, Клер стала иначе воспринимать предстоящие роды и ожидаемого ребенка. Она обрела какую-то новую, волнующую веру в реальность происходящего. Она осознала, что раньше толком не представляла себе материнства во всей его полноте, со всеми трудностями. Но теперь ситуация изменилась: Марта Саркис-Слоун во всеоружии рвалась в бой, чтобы просветить нерадивую будущую мать.