Книга Шоко Лад и Я - Мария Бомон

Значит, в какой-то момент в не слишком отдаленном будущем придется все-таки одеться и столкнуться с реальностью. Наверное, не стоит раздумывать о печальных перспективах сейчас, а лучше послушать рассказ Льюиса о делах.

— И вообще кто сказал, что я принял твое заявление об уходе? — тем временем спросил он. — Теперь-то я знаю, что ты умеешь писать, и буду требовать впредь статьи в три тысячи слов. Само собой разумеется, о сексе — это поможет распродать тираж. Только посоветуйся со своим издателем.

— Я… э-э-э… отказалась от его услуг вчера вечером.

— Шутишь? Ну надо же. Ты повернулась спиной к миллиону фунтов?

— Да нет, фигурировала не совсем такая сумма.

— Даже если и так… Интересно, чем ты руководствовалась?

— Джейкобсон сливал информацию в «Мейл».

— Он всего лишь делал свою работу, — сказал Льюис, внезапно снова становясь начальником. — Чем дольше подогреваешь интерес публики, тем больший объем продаж получаешь.

— Меня это не волнует, ведь он обещал мне анонимность. И подписал проклятый договор.

— К чему вся эта таинственность? — поинтересовался Льюис, искусно повернув разговор на тот предмет, о котором мне не хотелось даже думать. — Я собирался спросить тебя раньше, но не хотелось прибегать к чему-то вроде обходного маневра.

— Помнишь женщину, о которой я тебе рассказывала? Голосует за консерваторов. Ненавидит геев. Сейчас в тюрьме.

— Твоя мама? Она не одобряет?

— Ну… она, очевидно… хм… не одобрила бы, если бы…

— Ты ей не рассказала?

Почему он смеется? Совсем даже не смешно, так над чем же он смеется? Вот к чему сводятся два года агонии? Обнаженный парень, у которого один сосок немного выше другого, сидит в моей постели и ржет как сумасшедший. Похоже, он услышал самую нелепую вещь в своей жизни. С другой стороны, может быть, он и прав.

Вероятно, это действительно идиотский бред, и нужно наконец остановиться и разобраться…

Подождите, почему теперь я сама хохочу?

Где же Энт, когда он мне так нужен? Его прогулка чересчур затянулась и стала чересчур бодрящей. Зная моего друга, рискну предположить: он обнаружил скрытую полянку среди зарослей кустов и там, не теряя зря времени, основал самую первую в Прайори-парке «сексуальную зону».

Я взяла ручку и написала:

Энт, пошла к маме и папе. Настала пора все выяснить. Если не вернусь к шести, звони владельцу похоронного бюро, оставившему сообщение на автоответчике. Ты где? Ни в коем случае не хотела просить тебя пойти, ведь это было бы настоящим безумием, но мне бы так помогли ободряющие (надеюсь, верно сформулировала?) слова на прощание. Люблю тебя, Эми. XXX.

P.S. Если не вернусь к шести, вы с Лизой можете поделить мои диски, но пусть у нее останутся платья из моего гардероба.

P.P.S. Рассказала Льюису, и он все еще здесь! Ты просто гений!

Я сложила записку и прислонила ее к пустым кружкам на кофейном столике.

— Хочешь, чтобы я тоже пошел? — спросил Льюис.

— Спасибо, но думаю, это не слишком подходящий момент для знакомства с родителями. «Мама, папа, я та самая мерзкая женщина, которая пишет пошлые книги. А это Льюис, мой новый бойфренд».

Ой! Как же у меня вылетела такая глупость? Я украдкой взглянула на Льюиса и убедилась, что он не побежал выпрыгивать из окна. Ну что ж, может, он действительно теперь мой бойфренд?

— Уверен, все окажется вовсе не так плохо, — возразил он.

Я метнула на него свой коронный взгляд «Ты не знаешь ничего о Бикерстаффах».

— Точно не хочешь, чтобы я пошел? — спросил он снова. — А знаешь, подвезу-ка я тебя до места и подожду в конце улицы. Стану на время твоим водителем.

Я медленно шла по гостиной в доме родителей. Почему меня преследует чувство, будто у меня мокрая голова? Я остановилась у зеркала и взглянула на свое отражение. Свиная кровь пропитала мои волосы, стекала по лицу и пачкала белый шелк… Неужели это платье с выпускного вечера? Я также заметила еще кое-что — более пугающее. Я превратилась в Сиси Спейсек[61]. Сверху донесся крик, и я начала медленно подниматься по лестнице на странный звук. Дошла до самого верха. Затем двинулась по ступенькам длинной складной чердачной лестницы… Пока наконец не оказалась на самом чердаке. Кого же я там увидела? Больная, сумасшедшая ведьма, отринувшая Господа Бога. Моя мать. Она не услышала, как я вошла: была слишком занята. Пыталась воткнуть нож в вялую ладонь Энта. Последний штрих, поскольку остальные предметы из ее кухонного набора уже пригвоздили его безвольное тело к балкам крыши. Теперь он казался каким-то нелепым и странным распятием.

Его глаза на секунду открылись, и он бросил в мою сторону взгляд поверх маминого плеча.

— Прости ее, — прошептал он. — Она не ведает, что творит.

Наконец мама обернулась и увидела меня.

— Ты вернулась, Кэрри, — сказала она.

— Мое имя не Кэрри, — ответила я.

— Нет, — взвизгнула мама, — тебя ведь зовут Шоко Лад!

— Ты на самом деле не готова к такому, верно? — сказал Льюис, к счастью, остановив меня, прежде чем моя фантазия «Кэрри» не превратилась плавно в «Изгоняющего дьявола»[62], где я трясу головой, плююсь зеленой слизью и обзываю маму нехорошим словом по-латыни.

— Верно, абсолютно не готова, — ответила я, уставившись на светофор впереди и внутренне желая, чтобы красный свет не менялся на зеленый еще, скажем, неделю или две.

— А сделай-ка так, — предложил Льюис. — Когда будешь рассказывать правду, представь мать обнаженной… С тем садовником или кто он там. Она перестанет казаться чопорной и непреклонной, а ты сможешь…

Я не услышала продолжения, потому что высунула голову из окошка и меня вытошнило прямо на его машину модного цвета металлик. Зато по крайней мере я не извергала зеленую слизь.

Должно быть, ад — это особняк с четырьмя спальнями, перед которым стоит бордовый «ровер» и цветут огромные гортензии… Меня внезапно охватило чувство дежа-вю. Мне ведь когда-то уже приходила в голову эта мысль. Знаю. Когда я пришла домой несколько недель назад и приготовилась рассказать маме и папе важные новости. Сегодня будет даже тяжелее, ведь тогда на запястьях мамы не было следов от наручников, которые она наверняка натерла, чтобы ее пожалели.

Напоследок взглянув на припаркованную Льюисом в нескольких сотнях ярдов по той же улице машину, я открыла садовую калитку и пошла по дорожке. Добравшись до передней двери, полезла в карманы в поисках ключей, но вдруг остановилась. Пока что я не готова зайти. Я присела, открыла крышку ящика для писем и заглянула в щелку. Никаких признаков жизни. Возможно, отец в суде, на слушании дела, и сейчас пытается взять маму на поруки.