Книга Пламя любви - Патриция Филлипс

Староста был неграмотным и послал за племянником, чтобы тот прочитал вслух акт на владение, врученный ему Джорданом. Слушая, старик одобрительно кивал, расплывшись в улыбке при упоминании об исключительной храбрости, проявленной Джорданом в бою. Похоже, он ничуть не сомневался в подлинности документа.

— Отец Игнасио говорил, что у нас скоро появится новый хозяин, — сообщил он.

— Я хотел бы встретиться с вашим священником. Старик заколебался. Затем, слегка улыбнувшись, сделал знак следовать за ним. Спустившись по истертым ступенькам, они оказались в небольшом склепе под часовней, где и обнаружили останки отца Игнасио, покоившиеся в гробу.

Элинор испуганно вскрикнула при виде ухмыляющегося черепа облаченного в черный капюшон священника. Истлевшие кисти рук были сложены на груди, кости ног покоились на Библии. Недовольный ее непочтительным поведением, староста неодобрительно покачал головой.

Джордан дернул Элинор за руку, и они опустились на колени, склонив головы в молитве перед местом последнего упокоения отца Игнасио. Явно ублаготворенный, старик улыбнулся и жестом пригласил их следовать за ним наверх.

В Авиле не было ни слуг, ни припасов. Жители деревни рады были услужить новому хозяину, но не понимали ни слова из того, что он говорил. К счастью, племянник старосты, Пако, немного знал французский и латынь. Черноглазый парнишка был лучшим учеником отца Игнасио и теперь раздувался от гордости, удостоившись столь важной миссии.

На ужин им подали еду, состоявшую из тушенных с чесноком овощей, черного крестьянского хлеба, целой горы спелого винограда и глиняного кувшина с крепким сладким вином.

Сидя за столом, застеленным вышитой тканью, которая подозрительно смахивала на алтарный покров, Джордан мрачно взглянул на Элинор:

— Добро пожаловать в Авилу, леди Элинор. Она улыбнулась, едва сдерживая слезы:

— Не совсем то, что ты ожидал, да?

— Совсем не то. Но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Кстати, у них здесь целый арсенал в подвалах. Старый священник, видимо, научил своих подопечных обороняться. Эти края постоянно подвергаются набегам мавров.

— Кажется, здесь небезопасно.

— Ты предпочла бы остаться в Гранаде? — ядовито поинтересовался Джордан и, отшвырнув стул, поднялся из-за стола.

Опять эта ревность!

— Если бы я хотела остаться в Гранаде, то, увидев тебя, позвала бы стражу, — напомнила она ему, отпив из чаши вина.

— И что тебе помешало?

— Не хотела, чтобы тебя убили.

Стоя у окна, Джордан размышлял над ее словами, пытаясь вникнуть в их смысл. Перед ним расстилался безжизненный пейзаж. Трудно было поверить, что в двух шагах протекает река. Казалось, само провидение приговорило эту каменистую почву к бесплодию.

Свою одежду они отдали в стирку и облачились в тряпье, либо позаимствованное у крестьян, либо найденное в сундуке, стоявшем в спальне, единственном помещении, где не протекала крыша. В штанах, простой коричневой рубахе и выцветшей черной тунике Джордан мало походил на хозяина поместья.

Застыв, словно каменное изваяние, Элинор машинально жевала, не ощущая вкуса. Одетая в крестьянское платье, с черной шалью на плечах, она заплела косы и уложила их в тяжелый узел на затылке. Золотистый цвет ее волос так поразил местных женщин, что они благоговели перед ней, словно перед святой.

— Элинор, я больше не могу… Я должен знать. Ты любила Диаса?

Она смотрела на свои руки, не зная, что ответить. Солгать, чтобы не причинить ему боль, или сказать правду? Да и в чем она состоит, эта правда? В том, что она никогда не питала к Родриго тех чувств, которые испытывает к нему? Что вначале ей требовалось дурманящее вино, чтобы наслаждаться любовью Эль Моро? Нет, она не скажет этого Джордану…

— Ну? Неужели это такой сложный вопрос?

Элинор медленно поднялась и подошла к нему. За время путешествия Джордан сильно загорел и осунулся. В крестьянской одежде он казался еще более чужим, чем Эль Моро в его халате и тюрбане.

— Что бы я ни ответила, ты будешь недоволен.

— А ты попробуй.

— Я никогда не любила ни одного мужчину так, как тебя.

— Проклятие, Элинор, я хочу знать, любила ли ты Диаса!

— Нет, — прошептала Элинор, прикусив губу. Она не станет мучить Джордана только для того, чтобы отдать должное памяти любовника.

— Почему же ты плакала?

Он схватил ее за подбородок, не давая отвернуться. Заходящее солнце золотило темные волосы Джордана, глаза казались особенно светлыми на загорелом лице. С мучительным стоном Элинор отшатнулась от него и отошла в дальний конец комнаты. Джордан не стал ее удерживать.

— Как ни трудно тебе это сказать — а мне выслушать, — я должен знать, что ты испытывала к нему, — продолжал настаивать он.

После долгого молчания Элинор подняла голову:

— Он сказал, что ты умер. Я не любила его так, как тебя, но не хочу лгать, утверждая, что не испытывала к нему привязанности. Все, что он совершил, было сделано из любви ко мне.

— Иисусе! — Джордан прислонился лбом к прохладной стене. — Ты жила с ним эти два года?

— Да, хотя и не сразу смирилась с этим. — Страдальческий стон Джордана заставил ее похолодеть. — Мне что, нужно было уйти в монастырь? — крикнула она, поддавшись гневу. — Это успокоило бы твое уязвленное самолюбие? Я думала, что ты умер, Джордан! Как ты не понимаешь?

— Я был жив, когда ты вышла замуж за Гастингса! Элинор негодующе вскрикнула, стукнув кулаком по столу:

— Пресвятая Дева, неужели мы должны снова возвращаться к этому? Я же объяснила тебе, как все произошло. К тому же Гастингс тоже мертв. Он скончался от ран под Толедо.

Пораженный этим известием, Джордан на секунду замер. Выходит, напрасно он проявил благородство, за которое часто себя проклинал.

— Должен тебе кое в чем признаться, хотя в это трудно поверить. Я пытался спасти Гастингсу жизнь.

Это откровение поразило Элинор.

— И теперь ждешь от меня благодарности?

Ее язвительные слова подействовали на Джордана, как красная тряпка на быка. Круто повернувшись, он шагнул к Элинор, но в этот момент дверь отворилась и в комнату вошел деревенский староста с лампой в руке. Поставив ее на стол, старик, кланяясь, удалился.

Стиснув зубы, Элинор старалась овладеть собой. Староста появился очень кстати — гнев Джордана несколько поутих.

— Тот дурацкий разговор в Бургосе, смерть Гастингса, даже твоя жизнь с Диасом — все в прошлом. Мы стоим на распутье, Элинор. Эта развалюха — единственное, что у меня есть. Мне далеко до мавританского вельможи, но я должен знать… жалеешь ли ты, что бежала со мной?

Элинор ахнула, поразившись нелепости вопроса.