Книга Величья нашего заря. Том 2. Пусть консулы будут бдительны - Василий Звягинцев

Самое главное, что больше всего заинтересовало и Фёста и Воронцова – это проявление в лице господина Сарториуса и очередного «аристократического клуба», весьма склонного (как и его предшественник, если не сказать – дублёр «Хантер») к неуставной деятельности. Не есть ли они (и люди, и клубы) – то ли первичные по отношению к ним, то ли вторичные – проявлениями как раз той «третьей силы», которой в своё время так опасались аггрианские резиденты.

Вполне ведь можно представить, что всё те же Игроки, разочаровавшись в своих же «послушниках» (то есть в «Братстве» как в таковом), решили вывести на доску, на сцену, на беговую дорожку – как угодно можно сказать – новых персонажей. Удовлетворяющим каким-то там неведомым «критериям отбора». Чтобы или вообще заменить прежние фигурки на новые, повыше качеством, оставив саму шахматную доску и число клеток на ней в неприкосновенности, или просто в очередной раз обострить партию, введя по ходу дела дополнительные факторы, фигуры и расширив пространство маневра. До ста двадцати восьми клеток, к примеру.

– Ну да, Дмитрий Сергеевич, опять вы мне напомнили всё те же «Записные книжки»: «Ввести в известную пьесу новое лицо, которое перевернёт все действие».

– Почему бы и нет. В конце концов, там же сказано: «Всё, что вы написали, пишете или только собираетесь написать, давно уже написала Ольга Шапир, которая издавалась в Киевской синодальной типографии». Так что я не уверен, имеет ли смысл ждать от каких-то там, пусть и потусторонних существ, действительно оригинальных поступков. Если признавать существование Бога и боговдохновенность Библии, так и на них должно распространяться: «Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и ничего нет нового под солнцем. Бывает нечто, о чём говорят: «смотри, вот это новое», но это было уже в веках, бывших прежде нас»[176].

Разговор как бы сам собой скатился всё на те же рельсы, как и почти каждый, что начинали между собой «братья» и даже посторонние люди, попадавшие в их орбиту, если, конечно, были способны на это. Впрочем, с неспособными не слишком-то и разговаривали. На каждый тезис тут же выскакивал антитезис, далеко не всегда приводя при этом к «синтезу», и цитаты появлялись сами собой, иногда для подтверждения собственной мысли, иногда – для замены её чужой, более удачной формулировкой, а нередко – просто так, на манер джазовой аранжировки известного созвучия. Хотя и на этот случай немедленно находится очередная мудрость: «Глупейший человек был тот, который изобрёл кисточки для украшения и золотые гвоздики на мебели».

– А если данные «потусторонние персонажи» не входят в круг интересов нашего Бога и сами воспитаны в иных традициях, то их решения могут оказаться весьма и весьма оригинальными, – предположил Фёст.

– Едва ли. Существа с принципиально иной логикой и способом восприятия мира находят себе более понятные им «шверпункты»[177]. А раз они лезут в человеческие дела, используя человеческие методики, то мы с ними достаточно верно понимаем друг друга.

– Очень хорошо. Значит, теперь стоит подумать, как эту «хохмочку с яйцами» использовать в наших целях. Что-то мне чутьё подсказывает – эти ребята могут, сами того не подозревая, сделать за нас львиную долю работы. Причём – ко взаимной пользе.

И опять, усмехнувшись, Воронцов изрёк очередную истину, почерпнутую в тех же «Записных книжках»: «Учтите, что бы вы ни делали, вы делаете мою биографию».

– Совершенно верно, Дмитрий Сергеевич. Сюда же и Пруткова можно приспособить, только не хочу повторяться.

– Вот и я так же думаю. А то слишком долго мы непрерывно со всеми подряд конфронтировали. Стоило мне с Антоном а Андрею с Ириной познакомиться – и понеслось. И, ты будешь смеяться, опять у меня цитатка подходящая напрашивается. Не побьешь?

– Да за что же, если незатёртая и к месту. Давайте…

«Единство, – возвестил оракул наших дней, —

Быть может спаяно железом лишь и кровью.

Но мы попробуем спаять его любовью.

А там посмотрим – что сильней», —

с выражением прочитал Воронцов.

– Интересно. И кто же это? Что-то вертится в голове, а не вспомню с ходу.

– Тютчев. Говорят – второй на самом деле русский поэт, после Пушкина, только недооценённый.

– Очень возможно. А откуда строфа – я вспомнил. Это Пикуль. «Битва железных канцлеров». Там Горчаков с Тютчевым о Бисмарке говорят…

– Примерно так. Я всегда говорил, что зря нынешнюю молодежь хают всячески. Ничем вы не хуже нас, просто другие немного. Я это к чему вспомнил, Тютчева в смысле. С Ибрагимом нашим, Катранджи, сумели мы без шума и драки наладить вполне человеческие отношения, которые крепнут с каждым днём. Особенно если ещё именно этой самой любовью, матримониально то есть, наш союз скрепить. С Арчибальдом всё образовалось. Так чего же теперь этого романтично настроенного господина Сарториуса не привлечь под свои знамёна? Негласно пока, разумеется, но так всё сообразить, чтобы эти самые «межимпериалистические противоречия» он до крайнего предела довёл, а уж насчёт «Coup de Grace»[178]мы сами озаботимся…

Фёсту было сейчас очень приятно смотреть на адмирала. Он словно помолодел лет на десять, и в глазах мелькали столь редко там последнее время появляющиеся чёртики. Явно только что высказанная им идея ему самому нравилась. А главное – она должна была осуществляться в пространстве «реальных возможностей», без привлечения каких-то потусторонних сил. Клинок против клинка, и ничего больше.

Не раз Фёста удивляла избранная Воронцовым позиция. Не то чтобы «над схваткой», а как бы немного «сбоку». Он понимал, конечно, что Дмитрий – человек несколько другого типа, чем остальные «братья». И по воспитанию, и по отношению ко всей этой истории с агграми и форзейлями вообще.

То, что он придумал «Валгаллу» в качестве особой, в своём роде экстерриториальной базы «Братства» уже сыграло и будет дальше играть свою и стабилизирующую, и морально укрепляющую роль. Но самому вечно изображать «Летучего голландца», который уже год скитаться по морям вроде бы и без цели, воплощая собой мэхэновскую теорию «Fleet in being»[179]– должно было бы уже и надоесть. Впрочем, ведь никто точно не знает – чем именно занимается Воронцов в те промежутки времени, когда он предоставлен самому себе, имея в своём распоряжении всю техническую базу «Братства», да ещё и какие-то свои личные отношения с Замком, наверняка существующие, хотя бы потому, что рядом с ним всегда жена Наталья Андреевна, тоже ведь по сути являющаяся неким подобием Арчибальда…