Книга Лилии распускаются в полночь - Маргарита Малинина

– Поймите, моей единственной целью было проникнуть в эту каюту. Я нашел подходящую девушку, если бы она выиграла эту каюту, то…

– Ты же сразу начал за ней ухаживать…

– Да, я подслушал, как директор говорил, что если и на этот раз кто-то умрет, то он станет разыгрывать каюту среди пассажиров нижней палубы. Я успел заметить Никин заинтересованный взгляд и понял, что это мой шанс. Тогда-то и родился новый план, страховочный. Я ведь уже убил двух человек и понимал, что могу не достигнуть цели таким способом. Поэтому, если бы каюту выиграла Вероника, я бы вселился с ней туда и ночью достал бы то, что надо, пока она спит. И все остались бы живы. Но лотерея играла против меня…

– Но Никиту ты же не убил.

– Да, я отточил-таки мастерство чоумук. Парень упал, но был жив. Я только хотел поднять его, как услышал шаги. Я успел спрятаться и увидел, как доктор взял тело и куда-то потащил! Путь в люкс снова был закрыт. – Кореец помолчал, затем обратился к Громову: – Что вы со мной сделаете? Предупреждаю: я заточен на тему пыток, вы не узнаете, где прячется Лилия.

Мы трое переглянулись и тоже уставились на Громова. Капитан предупредил:

– Я не позволю на моем теплоходе… – продолжать он не стал, всем и так был понятен смысл.

Господин, однако, оставался равнодушен:

– Я не собираюсь тебя пытать, – наконец изрек он, – ты сам расскажешь, где находится твоя обоже. Только не мне, а соответствующим органам.

– Да ну? – восхитилась Катька вслух. Я тоже была удивлена, но настолько сильно, что не могла и рта раскрыть. Почему-то Громов не был похож на тех, кто надеется на полицию, следствие и суд. Казалось, он всегда решает свои проблемы сам и своими методами, отражающими только его собственные взгляды на мораль и категории приемлемости.

– Моей главной задачей было выяснить, что произошло. Я ее выполнил. – Он посмотрел на часы. – Мне нужно сходить с теплохода, у меня уже куплен железнодорожный билет до Москвы.

– Да ну? – повторилась Катька. – Зачем?

– Я подсчитал, что к этому времени сделаю все свои дела. Правда, слегка задержался и не успел собрать вещи. – Обернулся к Вадиму Михайловичу. – Вы передайте их моему водителю, я ему позвоню, чтобы подъехал завтра днем к речному вокзалу. – Тот отрывисто кивнул. – А у меня в столице куча дел, надо приступить как можно скорее. Ты, – кинулся он суровым взором на Чайлина, – поедешь со мной на поезде. В Москве я сдам тебя с рук на руки одному знакомому подполковнику, дальше он о тебе позаботится. И о твоей ненаглядной тоже. Расскажешь ему все. А если попытаешься сбежать или откажешься сотрудничать со следствием… – Он подошел, наклонился и зашептал что-то Чону на ухо.

Последний в ответ на это побледнел, губы приоткрылись и задрожали, и тихо прозвучали слова:

– Я все сделаю… Ее все равно оправдают, она же не хотела… Лишь бы она осталась жива…

– Это уже суд решит, хотела она или нет. – Громов начал разматывать веревки. – Вставай, мы уезжаем прямо сейчас.

Мы вышли все вместе. К сожалению, слухи распространяются очень быстро: под дверью дежурила Вероника Волостнова. Она тут же бросилась к нам и залепетала:

– Куда вы его ведете? Это какая-то ошибка… Чайлинчик, милый, ну скажи им… Это же глупость, мне сказали, что это ты убил мою сестру и Неваляшину… Но ты не мог, ты не такой, ты самый лучший, ты… Чайлин?! – потому что он на нее не смотрел. Он опустил глаза на мыски своих ботинок.

Нам всем было неловко. Никто не мог ответить Веронике, что это сплетня является чистой правдой. Никто не мог рассказать, как все было на самом деле.

Громов, видя, что все молчат, с легкостью нашел в себе силы, дабы открыть девушке правду. Так как он спешил, он уложился в пару предложений и, как мне показалось, не слишком-то заботился о чувствах молодой женщины, потому что не старался выбирать наиболее тактичные слова и выражения.

– Это правда? – еще не веря услышанному, спросила она у любимого.

Тот молча кивнул.

– Как ты мог?! Как мог?! – завизжала она так громко, что у нас заложило уши. Я, если честно, не ожидала от Ники такой бурной реакции, она казалась человеком инертным. – Ты же обещал жениться! Ты обещал!!!

– Прости, Ника! Мне пришлось притворяться, чтобы спасти любимую женщину. Она очень хороший человек и не заслуживает смерти. Я надеюсь, ты поймешь меня.

Но Волостнова не могла понять. Она завыла. Громко и протяжно. У меня так сильно сжалось сердце, что я ощутила физическую боль в груди. Но как я могла ей помочь?

Вероника подлетела к стене и с силой ударилась лбом. Опять завыла, зарыдала и опустилась на корточки.

– Господи… – прошептал капитан. Я смогла его услышать, только потому что он сказал мне это на ухо, иначе за звуками Никиных страданий я бы ничего не разобрала. – Сделайте же что-нибудь, ее же надо как-то… – Он не договорил.

– Я всегда буду одна! – орала Вероника, рыдая. – Я так и знала! Мне не бывать счастливой!

На ее крик вышли из кают оставшиеся пассажиры, а с лестницы сбежали два матроса.

– Найдите доктора, – скомандовал им Громов, словно являлся их начальником. – У нас нет времени на истерики. Пошли, – сжал он плечо Чона и повел вперед, мимо Вероники.

– Мне надо сойти! – крикнула она, поднимаясь и бросаясь к капитану. – Мне надо сойти с теплохода! – Она всхлипнула. – Я остаюсь в Угличе! Я пойду в монастырь!

Катька грубо схватила ее за руку.

– Мы же договаривались! Ты что, забыла? Ты же сказала, что не хочешь быть как твои сестры! Что хочешь выйти замуж!

– Я никому не нужна! – выдернула та руку. – Меня использовали, чтобы попасть в каюту. Меня никто никогда не любил, но я все надеялась… И вот… А вышло, что… Оставь меня, я все решила. Гид водил нас мимо этого монастыря, но я не могла уйти и задержалась посмотреть. Что-то тянуло меня туда, какое-то спокойствие… Ощущение, что всю свою жизнь я потратила впустую, что только там меня поймут, что только там есть любовь… Любовь Бога. А, когда я вернулась, то узнала, что… Это знак, понимаешь?

У меня стоял ком в горле. У Катьки дрожал подбородок, но не раскрывала рта. А капитан произнес:

– Что ж, если так… Я не имею права отговаривать. Соберите вещи, сдайте ключи на ресепшен и отметьтесь у директора. Он должен знать.

Она кивнула и вдруг улыбнулась. В этой улыбке было какое-то пугающее, таинственное счастье… Как будто она одна знала какую-то истину, до которой мы все еще не доросли… Не знаю, может, почудилось.

Мы трое догнали Владлена Сергеевича и Чайлина на лестнице, и все вместе спустились на главную палубу. В фойе было очень мало людей. Экскурсия по Угличу обещала быть долгой, так что из города никто еще не вернулся (не считая Вероники). Те, кто остался на лайнере, занимались другими вещами, им фойе было без надобности. Там дежурили только две девушки за стойкой, а в одном из кресел сидел… Нечаев. Когда мы проходили мимо него, парень поднялся и с наглецой в голосе обратился к Громову: