Книга Дикие пчелы - Иван Басаргин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То были бандиты тайные, а у нас под боком живут явные. Что делают с людьми? По двенадцать-четырнадцать часов в шахте. Убийство, и законное. Жить некогда. Ушел – темно, пришел – темно. А радоваться когда? Жить когда? Придет воскресный день – по дому хлопот полон рот. Так вот и отсчитываешь годки. А чуть забунтовали – полиция тут как тут.
– А что делать-то?
– Мы знаем, что делать, но не знаем, с какого конца начать. Пятый год провалился. Приказано ждать и копить силы, чтоб всю Россию поднять враз – и полетят к чертям собачьим все гужееды.
– Кто же поднимет народ-то?
– Мы, рабочие.
Утром Макара вызвали в полицию, и он повел пристава с казаками в сопки.
Привел. Убитых похоронили. Дальше повел Макар казаков по следам убийц. Следы вывели на тележный тракт, затем круто свернули в сопки, в сторону Ольги. Пристав отпустил Макара – устал старик, бросился по тропе в надежде перехватить бандитов перед Ольгой. Но они туда не пришли, следы затерялись в тайге.
Минул почти год после убийства корневщиков. Буйно цвела липа, пчелиный гуд стоял в небе. Макар со своими молодыми помощниками едва поспевали откачивать мед. Вечерами усталые, изжаленные пчелами, но довольные, мальчишки возвращались домой. Макар и Буран на ночь оставались вдвоем. Любил старик посидеть на крыльце избушки в такие тихие вечера перед дымокуром, послушать тайгу, поговорить с собакой.
А вечера в это время какие-то особенно тихие и вместе с тем звонкие. Уркнет перекат, вздохнет сонный плес, тихо прошуршит листва – все слышно. Над рекой кудрявятся туманы, плывут на закат неспешные облака. В кустах подал голос соловей, выдал несколько немудрящих коленцев. Уссурийские соловьи – певуны так себе. А вот иволга в ответ ему запела заливисто, широко, будто подразнила соловья-неумеху.
Солнце зашло за сопку. Еще сильнее запахло липовым цветом, тайгой, рекой, землей вообще. Пролетели на ночлег вороны. Тяжелые, усталые. Кто был их добычей? Может быть, человек, которого убили бандиты? Помнится, дед Михайло говорил: «Умереть за народ, за правду – дело великое. А так вот ни за что сгинуть в безвестии – нет больше болести». Макар проследил за полетом ворон, тихо вздохнул.
К нему подошел Буран, положил голову на колени и закрыл глаза, ждал, когда Макар начнет выбирать клещей из его глянцевой шерсти.
Не успел Макар заговорить с Бураном, как тот сорвался с места, насторожился, зарычал. Дрожь прошла по его могучему телу.
К изгороди подъехал всадник. Буран с лаем бросился на него. Но тот спокойно остановил коня под липой, схватился руками за сук и легко взобрался на дерево. Конь отошел в сторону, чтобы пощипать сочную траву. Пес остервенело прыгал под деревом, пытался достать человека. Макар еще не видел, чтобы его пес так злобился. Лай и рычание вспугнули тишину вечера.
– Хозяин, убери пса!
Макару показался голос знакомым. Но не мог вспомнить, где его слышал. Подбежал к псу и оттащил от липы. Затем увел в омшаник и закрыл дверь, привалив ее бревном.
– Плохо же вы встречаете гостей, Макар Сидорович Булавин.
И тут Макар вспомнил, где и когда слышал этот голос. Несомненно, это был один из тех бандитов, которые убивали за перевалом корневщиков. В него он стрелял, но промазал.
– Не догадываешься, зачем я к тебе пожаловал?
– Зачем гадать – сами скажете, – ровным голосом ответил Макар, но внутри как-то стало пусто, кольнуло сердце.
– Веди в дом, там поговорим… За псом я приехал, – хрипло сказал незваный гость. – Это мой пес. Как-то сорвался с цепи и убежал в тайгу, а ты подобрал – и молчок. Так таежники не делают.
– Неправда, об этом псе я всем говорил, но не нашелся хозяин.
– Спасибо скажи Хомину, это он навел на след. Десятку сорвал за сказ.
– Хомину? – встрепенулся Макар.
– Ему. Описал пса, назвал его дьяволом. И верно, не пес, а дьяволина. Вишь, как на меня бросился, не забыл обиды. Плетью я его учил быть смиренным.
– Плетью? Гм… Плетью. То-то он и встретил вас так. Да разве можно такого пса учить плетью. Я его нашел в тайге издыхающим, отходил. Живем вот душа в душу. Я готов признать, что пес ваш, но я не отдам его на изгал. Мы теперь с ним до конца. Как вас звать-величать?
– Безродный Степан Егорович.
– Так вот, Степан Егорович, сам видишь, что пес не пойдет за тобой, а неволить я его не буду.
– Суть не в псе. Я заехал по более важному делу, спросить, как это ты, таежник, посмел доносить на людей. Такое в тайге не водится. Потом стрелял в русских, в меня стрелял. Ты ведь не знаешь, что те напали на нас. Мы еле отбились.
– А про чо доносить-то? Ни в кого я сроду не стрелял из людей, а уж коли бы стрелял, то промашки не дал, – притворился незнающим Макар.
– И все же ты промазал. Аль забыл прошлогоднюю осень?
– Так вот оно что! Тогда я не знал, кто бандиты, теперь точно знаю, точно теперича донесу куда следует. Каторги тебе не миновать. Очень жалею, что промазал.
– Жалеть поздно. А каторгу я миную, Макар Сидорыч. Очень даже просто миную. Хотя твой донос мне обошелся дороговато. Ладно, думаю, что больше не посмеешь. А если что, то я с тобой буду говорить вот через это, – Безродный выхватил револьвер из-за пазухи.
– С этим ничего не получится. Убери пукалку, я пужаный.
…Буран метался по омшанику, прыгал на дверь, но открыть не мог. Увидел щелочку у пола, куда пробивался лучик света. Пол был земляной, и пес начал подрывать нору. Долго работал мощными лапами, пока не вырвался на волю. Бросился к избушке…
– Я ить все же мужик русских кровей. За меня будет кому постоять. Не мышонком же ты проехал по тропе, кто-то видел тебя. Ниточку размотают.
– Однако ты дай слово, что больше не будешь доносить на честных людей.
– «Честных»… – в раздумье повторил Макар. – Вона, поди Степан Бережнов тоже считает себя честным. Хоша он людей не убивает. Ты себя в честные возводишь. Не много чести в тебе, Безродный. Донесу, обязательно донесу.
– Кому? Те, кому ты донесешь, мною куплены. Куплены все, даже ваш Рачкин. Господи, да они в сто раз хуже Хомина. Тому хватит за донос трех сребреников, а этим подай сотню, другую. Ты знаешь, Макар Сидорыч, мне Бережнов обещал за твою голову две тысячи золотишком. Боится он тебя, а у самого рука не поднимается. Знаешь, как бывает, вот ноль убить свою собаку, просишь соседа, так и Бережнов. А за голову Шишканова всего двести рублей. Тоже не хочет марать руки, нанимает. Так-то, дружище, – вздохнул Безродный.
– Врешь! Бережнов не такой дурак, чтобы кого-то просить. У него под рукой не хуже тебя есть бандиты, допустим Тарабанов. А потом чего тебе бояться? Раз все куплены – нечего и бояться. Но ты боишься, что могут найтись честные люди, тогда быть тебе на каторге.
– Дурак ты, Макар, – криво усмехнулся Безродный, – все справедливость ищешь в этом мире, всех хочешь обогреть, а люди-то тебе в душу плюют, колдуном называют, то да се. Сказ о том, что ты душу дьяволу продал, – чепуха, но для простолюдина зацепка. Всякий может колдовством убить. Над тобой смеются, тебя хают. Аль забыл пословицу, что не вспоив, не вскормив – врага не наживешь. А ты нажил порядком. А пса называют Черным Дьяволом. Это у него новая кличка в народе. Еще что тебе сказать? Мало, то добавлю…