Книга С тобой и без тебя. Дорога к дому - Лесли Локко

— Что же, дорогая, мне пора. — Анджела жестом попросила принести счет. Амбер вновь спустилась на землю. — Мне нужно еще столько всего купить. Я обещала твоей двоюродной сестре, что привезу ей кое-что из Харродса.

— Придешь на ужин? — спросила Амбер, когда они поднимались из-за стола.

— Может быть. Пока не знаю. Киеран хотел сходить куда-то. Я тебе позже позвоню, — ответила Анджела, подхватывая свои сумки. — Ты же его знаешь: не хочет делить меня ни с кем.

Амбер кивнула. Она оказалась в Лондоне одна. Дети были в Женеве с Лассаной и бабушкой. До того, как они все трое вернутся, у нее оставалось несколько драгоценных деньков, которые можно посвятить самой себе. Ей требовалось время, чтобы обдумать, как быть с Паолой и как уладить проблемы семьи Макса, точнее, того, что от нее осталось.

Мадлен поцеловала Питера в макушку и поспешила выйти из комнаты, пока он не начал плакать. Мимо проскочила Майя с подносом свежеиспеченных булочек в одной руке и стопкой книг в другой. Забрав сумку и куртку в коридоре, Мадлен поцеловала ее. «Спасибо», — произнесла она одними губами и выскочила за дверь. Без помощи Майи, думала она, споро шагая по улице, чтобы успеть на автобус, она бы ни за что не справилась. Мадлен сейчас работала старшим хирургом в Больнице Гая. То, что ей удалось занять такую высокую должность в учебной больнице, явилось настоящим чудом, если учесть, что медициной, в особенности хирургией, она не занималась уже десять лет. Работа была чертовски трудной, и нервы ее были на пределе. Но ей все равно нравилось.

Из-за угла показался ее автобус. Утро выдалось чудесное: птицы оглашали город своим пением, солнце ярко светило с голубого неба, усеянного белыми ватными облачками. Картинка словно сошла с обертки шоколадной коробки. Ноттинг-Хилл пестрел весенними цветами. Пышные цветы вишни еще только начали опадать, усеивая тротуары своими благородными лепестками. Желто-зеленые бутоны распускались на извилистых ветках, а перед фасадом лавки флориста на Вестборн-Парк-Роуд распустились ярко-желтые и белые нарциссы. В такой день у людей всегда хорошее настроение. Каждое такое утро — большая редкость. И каждое следующее несет в себе воспоминания о прошедших. Она поднялась наверх, покачнувшись на лестнице, когда автобус резко дернулся. В самом начале салона обнаружилось свободное место.

Дорога поверху занимала на сорок минут больше, но это было лучше, чем трястись в душной темноте подземки. Тем более в такое утро. Она поставила сумку на колени и выудила оттуда свои заметки по операциям. Дел хватало. Она положила блокнот на соседнее сиденье и посмотрела в окно на проносящийся мимо Гайд-парк. Она вернулась уже два года назад. Как же быстро летит время! Казалось, только вчера она стояла на кухне своей только что купленной квартиры на Рю Дансет и думала, как бы найти работу, чтобы выжить. Прижав лицо к стеклу, Мадлен отдалась воспоминаниям о прошедшем годе.

Трудность состояла в том, что она едва ли могла выделить какое-либо событие. Джеймс был таким, как и всегда, заботливым, добрым, предсказуемым. Однажды утром — она точно не смогла вспомнить, когда это было, — она проснулась с надеждой, что он будет спать еще очень-очень долго, и с ужасом поняла, что скорее отрежет себе руку, чем займется с ним любовью. Это открытие ее поразило. Только тогда она обратила внимание, что физическая составляющая их отношений потихоньку сходит на нет… Ведь она всегда так уставала. Питер, каким бы лапочкой ни был, доставлял массу хлопот. Ночи, которые она спала, не просыпаясь, можно было пересчитать по пальцам. Джеймс мирно храпел, а она поднималась раз, второй, третий. То покормить, то укачать, померить температуру, успокоить после страшного сна… Список поводов можно было продолжать до бесконечности. Она стала потихоньку пренебрегать желаниями Джеймса, особенно если они возникали посреди ночи.

Поначалу Питер спал с ними в одной постели, и от этого Мадлен никак не могла нормально выспаться. Когда он был совсем крошечный, она боялась повернуться и придавить его; когда сын подрос, то стал занимать слишком много места, постоянно ворочаясь и дрыгая ногами. Изгнание в детскую далось непросто, но в итоге ребенок привык к своей комнате, и они стали спать вдвоем. Ей постоянно хотелось спать — о сексе и речи не было, — так же, как, ей представлялось, алкоголику постоянно хотелось выпить. Она никак не могла выспаться. Официально она была в декрете, но в ней проснулась какая-то необъяснимая жажда трудиться. Причем неважно как: составлять отчеты, произносить речи, штудировать учебники. Все это было лучше, чем сидеть дома днем, когда Питер спал, а Джеймс работал. Она почти наяву слышала, как шестеренки у нее в голове начинают скрежетать.

Ну а Джеймс пытался оставаться практичным. Он не сердился, когда она не находила в себе сил приготовить ужин или каждый вечер засыпала, покормив и выкупав Питера, не проявляя к нему самому никакого внимания. Он не жаловался, когда промежутки между занятиями любовью выросли с шести недель до шести месяцев. К концу их отношений они не были близки уже почти целый год. Он воспринимал все это чертовски спокойно и рассудительно. Его девиз был: «Избегать споров любой ценой». И он превосходно следовал ему как на работе, так и дома. Это качество делало его незаменимым участником команды адвокатов, но также и превращало его в скучающего, скучного мужа. Мадлен до сих пор не могла объяснить, почему решила выйти за него. Наверное, дело было в Майе и Имре. Майя всегда делала намеки размером с булыжник: не настало ли время завязать узелок? Не будет ли Мадлен чувствовать себя более спокойно с кольцом на пальце, особенно теперь, когда у них родился ребенок? Белое ведь ей очень к лицу, правда? Джеймс был абсолютно с Майей согласен, и после недолгих колебаний Мадлен сдалась.

День свадьбы промелькнул, словно вспышка. Конечно же, присутствовали Амбер и Бекки. Бекки выглядела просто прекрасно, а Амбер — устало. Она была на исходе беременности. Последней, по ее собственным уверениям. Впрочем, родители были в восторге, да и Джеймс тоже. Двухлетний Питер, наряженный в костюмчик моряка, плакал от начала и до конца несложной церемонии. Родители Мадлен, как ей казалось, должны были по достоинству оценить то, что внука назвали Питер, но она ошибалась. По дороге в церковь Майя сильно рыдала, а после — так сильно вжилась в роль матери невесты, что Имре пришлось ее успокаивать. Ведь, в конце концов, у Джеймса тоже была мать. И отец.

В последующие дни, во время медового месяца на Маврикии, — пожалуй, самого романтичного места на всей планете, — глядя на своего мужа за завтраком, Мадлен испытывала сильнейшее чувство отчуждения, что явилось для нее настоящим шоком. Джеймс не оставлял попыток выяснить, в чем же дело, и, по счастью, ей удавалось прикрываться отсутствием Питера, оставшегося с Майей и Имре; ведь она так по нему скучала. С каждым днем она все страстнее желала снова испытать то воодушевление, которое раньше вызывал в ней будущий муж. Ей хотелось вновь почувствовать, как от одного взгляда на него сердце переполняется радостью, хотелось поговорить о чем-нибудь интересном… хотя бы так. Но от былого романтического настроя не осталось и следа. Ночью она лежала рядом с ним, как могла бы лежать рядом с предметом мебели или собакой. Только вот, наверное, она бы испытала большее удовольствие, если бы пыталась приласкать собаку. Тогда она надеялась, что все встанет на свои места, стоит им вернуться домой к Питеру и повседневным заботам. Все наладится. Нельзя же ведь разлюбить человека только потому, что он всегда оставался очень мил и добр?