Книга Мир вне времени - Ларри Нивен

Сейчас Хукер находился в относительно вменяемом состоянии, благодаря действию автодока. За это время он почти позабыл о Лоффьере, или, по крайней мере, научился воспринимать его как деталь пейзажа. Кроме того, ему пришла в голову важная деталь: у Лоффьера тоже был «док», и наверняка он им пользовался. Конечно, аппарат не всесилен, но, по крайней мере, Хукер надеялся на то, что Грег все же прибегнет к защите закона, нежели к оружию.

Он подключил гироскопы и развернулся. Теперь маленькая светлая точка оказалась прямо по курсу. Хукер напряженно следил за ней, ожидая поворота. Лоффьер сильно отстал в этой гонке; кроме того, рэмкорабль Дуга уничтожил часть топлива его корабля.

Спустя несколько часов после поворота крошечная точка начала двигаться. Слава Богу, он услышал. Точка превратилась в яркую линию… и вернулась на исходную позицию.

— Да нет же! Не туда, идиот! Давай, разворачивайся! — нетерпеливо воскликнул Хукер. Корабли летели точно навстречу друг другу.

Дуг поспешно развернулся. «Я должен был догадаться! Он хочет протаранить меня… Если приблизиться к его рэмскопу на расстояние, меньшее, чем три сотни миль…»

Ситуация была патовая. Лоффьер не мог догнать Хукера; Хукер не мог оторваться от Лоффьера. Но правом выйти из игры обладал лишь Грег.

2590

Лафери прибыл на Плато. В то время обычной практикой на Земле было финансировать такие перелеты в один конец с банальной целью избавиться от перенаселенности. На свой шестидесятилетний юбилей Лафери, порядком устав от должности государственного чиновника, принял предложение ООН уйти на покой и поселиться на одной из планет-колоний. Его выбор пал на Плато, поскольку его заинтересовало общественное устройство этой колонии. Когда он в достаточной мере изучил его, то решил стать юристом.

— Это будет не так-то просто, — возразил полицейский, к которому Лафери подсел в баре, предложив угощение в обмен на информацию. — Наши законы не так запутанны, как на Земле, но у вас может возникнуть сложность с пониманием морально-этических аспектов, кроющихся за ними.

— Простите?

— Ну… как бы это вам объяснить… — полицейский почесал в затылке. — Вот что, сейчас регистрационные конторы еще открыты. Давайте пройдем туда и я вам наглядно продемонстрирую несколько примеров.

Пройдя несколько контрольно-пропускных пунктов, они оказались в картотеке. Полицейский огляделся, сосредоточенно нахмурился.

— Пожалуй, начну с самого простого, — он вытащил из ящика кассету и вставил ее в видеомагнитофон.

— Это же Хукер! — воскликнул Лафери, вглядываясь в лицо на экране. — Черт! Я послал вам тогда предупреждение. Была надежда на то, что автодок излечит его. Кажется, я виновен не меньше него.

Коп холодно посмотрел на него.

— Вы могли остановить его?

— Нет. Но я мог подчеркнуть в донесении степень его потенциальной опасности.

— Теперь вы понимаете логику, таящуюся за наказанием Хукера?

— Боюсь, нет. За убийство по небрежности он получил два года исправительно-трудовой психотерапевтической колонии. Кстати, психотерапия на Земле — давно забытое искусство. Я не спрашиваю, почему только два года, но мне непонятно, почему — убийство по небрежности?

— Так вот здесь и кроется суть проблемы. Он же невиновен, не так ли?

— Хм. Мне кажется, виновен.

— Но мы же знаем, что он был невменяем. Это вполне законный аргумент.

— Тогда за что же он отбывал наказание?

— За то, что позволил себе дойти до состояния невменяемости. Как всякий потенциальный параноик, Хукер был обязан следить за своим здоровьем и вовремя пользоваться автодоком. Он пренебрег этим. В результате погибло четверо. Убийство по небрежности.

Лафери кивнул. Голова у него шла кругом.

— На этой кассете нет продолжения истории, — добавил полицейский, — Лоффьер пытался убить Хукера.

— Каким образом?

— Хукер покинул Плато. Лоффьер последовал за ним. У них произошла дуэль на ком-лазерах. Предположим, Хукер победил и убил Лоффьера. Что вы на это скажете?

— Самозащита.

— Ни в коем случае. Убийство.

— Но почему?

— Лоффьер находился в невменяемом состоянии. Его безумие — последствие преступления, совершенного Хукером. Хукер, в свою очередь, будучи в здравом рассудке, мог скрыться, или позвать на помощь, или вступить в переговоры. Если бы он в данной ситуации убил Лоффьера, то получил бы пятьдесят лет.

— Да, вы правы, пожалуй, мне лучше выращивать капусту. Но что стало с этими двумя?

— Не знаю. Ни один из них еще не вернулся.

Приблизительно 120000

Пятьдесят лет?

Взмах комариного крыла.

Охота близилась к концу. Сперва Хукеру удавалось держать своего преследователя на порядочном расстоянии, так как корабль Лоффьера все время находился в зоне действия рэмскопа его корабля. Одно время ему удалось оторваться на несколько световых лет. Но сейчас Грег настигал, поскольку корабль Дуга достиг конечной скорости. Дело в том, что если предельная скорость термоядерного двигателя превышает скорость движения межзвездного водорода, атакующего рэмскоп, корабль не сможет ускорить ход. Хукер достиг этого предела десятки тысяч лет назад, как и Грег, впрочем. Но корабль Грега использовал водород, который пропускал рэмскоп Хукера; таким образом, он медленно, но неуклонно приближался.

Было время, когда Хукер надеялся, что Грег сдастся и повернет назад; ну когда-нибудь он все же должен понять всю бессмысленность этой погони! Но шли годы, плавно переходящие в десятилетия, а погоня не прекращалась. Дуглас часами сидел, тупо уставившись в монитор, наблюдая, как звезды проползают мимо год за годом.

Проходили столетия. Хукер все так же проводил дни перед экраном заднего обзора. Теперь звезды почти не попадались; лишь смутно различимые огоньки галактик мерцали вдалеке.

Теперь он настолько подчинил свою жизнь строгому распорядку, что превратился в робота. Корабельные часы распределяли его жизнь по минутам, в означенное время отправляя его в автодок, на кухню, в спортзал. У него давно не возникало ни одной самостоятельной мысли. Теперь он выглядел скорее как состарившийся механизм, нежели как человек в возрасте. Издалека ему все еще можно было дать не больше двадцати; док хорошо позаботился о нем. Но возможности аппарата все же ограничены: в эпоху его создания предельный возраст человека не превышал четырехсот лет. Таким образом, люди тогда еще не представляли себе, какой дополнительный уход может понадобиться человеку, перешагнувшему десятитысячный рубеж. Лицо Дуга оставалось юным, но кожа потрескалась, мускулы давно уже не подавали признаков подвижности и алгоритмы перемещения в пространстве впечатались в подкорку. К этому времени погоня потеряла для него всякий смысл, ибо мыслить самостоятельно он разучился.