Книга Антикиллер-2 - Данил Корецкий

– Хотя партию и разогнали, но состоялись мы как коммунисты. Так ведь?

– Так, – настороженно кивнул генерал.

– Тогда что хорошо было: поступила команда – закрыл глаза и исполняй! Не обсуждай, не сомневайся, не расспрашивай – делай! Так или не так?

– Так, – повторил Крамской. Преамбула его очень насторожила. Судя по ней, ему предстояло что-то очень неприятное и навряд ли законное.

– На этом и проверялись кадры. Преданного руководителя никогда в обиду не давали. Работу завалил, любовницу завел, проворовался – все равно спасали, вытягивали, хорошее место находили... Крамской непроизвольно тяжело вздохнул.

– Придется и тебе испытание пройти на зрелость и выдержку.

Белесые глаза замгубернатора сверлили генерала, пытаясь заглянуть ему в душу.

– Есть такой осужденный Киршев. Его надо освободить. Я не знаю, как ты это сделаешь, решай сам, это твоя епархия...

– Киршев?! – Крамской подпрыгнул.

– Киршев. Мы все знаем. И все же его надо освободить.

Генерал обмяк, будто из него вытащили позвоночник. Незаконные приказы, или, скорее, распоряжения; указания, встречались в Системе всегда. И не только в МВД, но и в советско-партийных органах, министерствах и ведомствах, колхозах и совхозах.

Принять в партию в обход разнарядки. Есть. Выделить десять килограммов свинины, пятнадцать кур, барашка и два ящика водки для обеспечения отчетно-выборной конференции. Слушаюсь. Направить два проектных института на уборку картошки. Будет сделано. Выпустить судно в море без таможенного досмотра. Так точно. Пустить завод в эксплуатацию без очистных сооружений. Выполнено. Прекратить уголовное дело. Уже. Разбавить пестицидное молоко до нормы концентрации и пустить в продажу. Сделаем. На время визита упрятать всю шантрапу в КПЗ. Готово.

Незаконные команды отдавались устно и в зависимости от степени незаконности были известны более или менее широкому, а иногда чрезвычайно узкому кругу лиц. И, что очень важно, они носили единичный характер и не делали погоду в деятельности того или иного ведомства. Когда все полетело в тартарары и развитие государства приняло явно выраженный криминальный характер, незаконные распоряжения стали не исключением из правил, а самим правилом.

Приводными ремнями исполнительно-распорядительной машины любого уровня стали не законы и инструкции, а выгодные определенным лицам усмотрения, одинаково далекие и от закона, и от справедливости. Поскольку результаты происшедшего скрыть было невозможно, в обиход запустили оправдательную версию о нехватке «хороших» законов, с появлением которых все станет на свои места. А пока таковых не появилось, все – от рядового исполнителя до руководителя любого уровня играли по правилам игры без правил.

Опер или следователь, начальник райотдела, прокурор, судья – разрешали материалы и дела не на основе несовершенных законов или эфемерного «внутреннего убеждения», а в соответствии с полученными указаниями начальства. По этому материалу – отказать, по тому – возбудить, этого арестовать, того освободить, этого направить в суд, того прекратить, этому дать условно, тому – реально...

В такой обстановке рано или поздно могло поступить любое указание. В том числе и то, которое получил Крамской. Удивляться не приходилось. Такое поручение не дают абы кому, всяким незрелым псевдопринципиальным чистоплюям, которые могут истолковать высокое доверие как предложение соучаствовать в преступлении. Его могут высказать только тому, кого считают полностью и безоглядно своим; кто способен оценить степень доверия и проявить себя, доказав, что его воля, душа и совесть целиком и без остатка принадлежат начальству.

А иначе зачем он нужен на своей должности? Найдем другого, понимающего... Потому «псевдопринципиальные чистоплюи» и не способны долго занимать высокие кресла, Система их выдавливает, выкидывает на обочину, как и любой другой отработанный человеческий материал. А самое страшное для начальника – оказаться на свалке сломанных карьер и искореженных судеб, где можно встретиться с теми, кого собственноручно сюда отправлял... Потому отказаться от такого поручения нельзя. И даже усомниться в нем невозможно. Надо или сразу плюнуть сквозь зубы и хлопнуть дверью, или исполнять. Точно и в срок.

Вернувшись в управление, генерал не пошел к себе, а завернул в тупичок в конце коридора и зашел в кабинет, расположенный рядом с запасной лестницей.

Площадь кабинета была не больше восьми метров. Двухтумбовый стол, казенный, с матовыми стеклами шкаф, облупленный сейф, несколько неудобных стульев, в углу двухпудовая гиря со стертой до металла краской на ручке. За столом сидел невысокий коренастый подполковник в аккуратно пригнанном и тщательно отглаженном мундире. Это был многолетний руководитель спецгруппы «Финал» Владимир Михайлович Викентьев.

– Здравия желаю, товарищ генерал, – несколько удивленно произнес подполковник, поднимаясь навстречу вошедшему. Начальник УВД нечасто ходит по кабинетам сотрудников.

– Садись, садись, Михайлович, – неофициальным тоном проговорил генерал, опускаясь на жесткий стул. Помедлив, Викентьев все же сел на свое место. Получалось, что это он принимает начальника управления, хотя всегда было, да и могло быть только наоборот.

– Голова кругом идет, Михайлыч, – пожаловался Крамской. – Такой гвоздь нам забили, не знаю, как и вытаскивать...

Викентьев смотрел на генерала пронзительноголубыми глазами и молчал, ожидая продолжения. Выдержка у подполковника была отменная, да и решительности не занимать: в прежние времена, когда он командовал колонией и подавил вспыхнувший там бунт, его прозвали Железный Кулак. Время прошло, а прозвище осталось.

– Короче, поступила команда освободить Киршева. Помнишь такого?

– Конечно, – подполковник кивнул, продемонстрировав на миг безупречный пробор. – «Черные колготки». У меня руки чесались пустить этого гада в расход. Как его можно освободить?

– Так. Взять и выпустить. Внаглую.

Много лет назад Крамской начинал рядовым опером и прекрасно владел терминологией подучетного контингента. Изысканной речи за последующие десятилетия он так и не обучился, впрочем, это от него и не требовалось.

– Кто ж его пропустит из особого блока? Без указа о помиловании, нового приговора или постановления прокурора об этапировании?

Викентьев пока не вникал в морально-этическую сторону проблемы, его интересовала только техника.

– Пропустят только в одном случае, – Крамской с силой потер виски. Он отводил взгляд в сторону и явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Если его заберет «Финал»...

Действительно, предписание о передаче смертника спецгруппе подписывает Крамской, вручает его дежурному особого блока Степнянской тюрьмы Викентьев. Он же получает приговоренного, сажает в спецавтозак и увозит в точку исполнения.

Для подполковника кое-что стало проясняться, хотя о главном он не мог и подумать.

– А что потом?