Книга Монумент - Йан Грэхем

– На Востоке, – в тон ему проговорил Баллас, – вдов сжигают заживо вместе с телами мужей. А еще тамошние жители едят собак – потому что им это нравится, а не потому, что приходится. – Он фыркнул. – Не кивай на Восток, Краск. Там ничего нет, кроме пыли и глупости.

Краск замолчал.

– Ты полагаешь, что все это чушь?

– Да.

– И в прошлом ты никогда не вел себя благородно? Баллас покачал головой. Краск улыбнулся.

– Я не сказал тебе еще одну вещь. В видении старика львица, чья кровь наполняла второй сосуд, была слепой.

– И что?

– Это обозначает невежество. Львица не знала, кто она на самом деле. Она не понимала, что благородна. Так же и ты не знаешь этого о себе.

– Вот дерьмо, – сказал Баллас.

– Когда мы убегали от стражей возле городской стены, ты спас жизнь моей дочери. И тогда мне показалось… я увидел в тебе проблеск… былого. Того, что было в тебе когда-то – пусть даже теперь это не…

Грохот шагов эхом разнесся по туннелю. Краск вздрогнул и замолк на полуслове.

– Подумай лучше о стражах, которые преследуют нас сейчас, – сказал Баллас. – А не о тех, которые давно уже мертвы.

Краск шмыгнул в левый туннель. Баллас плотно закрыл фонарь, и коридор погрузился во тьму. В темноте ему померещились три сосуда. И слепая львица.

– Ты идиот, Краск, – пробормотал он.

Шаги грохотали под сводами коридора. Свет фонаря пронзил темноту. Тени заплясали на стенах. Поднявшись на ноги, Баллас крепко сжал рукоять кинжала. Им овладела апатия. Возможно, она была результатом усталости – как и гнев. Всегда, когда Баллас чувствовал себя уставшим, им овладевало мрачное настроение. Он мельком подумал о Белтирране – и грусть ослабла, а потом улетучилась вовсе. Есть причина оставаться в живых – ведь он должен отыскать землю за горами. Там горечь, гнев и ярость оставят его навсегда… Баллас чуть улыбнулся и приготовился к бою.

Свет фонаря стал ярче, шаги приблизились. Из темноты вынырнула группа стражей. Пятеро, сосчитал Баллас. Во мраке их лица были неразличимы, виднелись лишь синие треугольники Скаррендестина, вышитые на груди, да поблескивали в желтом свете лезвия обнаженных мечей.

Приблизившись к развилке, стражи остановились.

– Куда дальше? – спросил один из них.

Второй понюхал воздух – и тут Баллас кинулся на него и всадил кинжал стражу в живот. Развернувшись, он ударил первого кулаком в лицо, сбив с ног. Третий выхватил меч, но Эреш выскочила из соседнего коридора и пырнула стража кинжалом в бок. Это был неуклюжий, плохо нацеленный удар. Лезвие не вошло в тело и наполовину, но все же нападение возымело эффект. Страж вскрикнул и дернулся, зажимая рану. Краск подскочил с другого бока и ткнул его кулаком в живот. Страж ахнул и упал на колени, меч выскользнул из его руки. Краск подхватил оружие и ударил противника по спине. Тяжелый клинок вывернулся из пальцев старика, лезвие легло плашмя. Страж покачнулся. Баллас выхватил у Краска меч и рубанул стража по шее. Тот без звука свалился на пол.

– Берегись! – крикнула Эреш.

Резко развернувшись, Баллас вскинул меч и блокировал удар, нацеленный ему в спину. Потом отвел клинок противника и, резко подавшись вперед, ударил стража лбом в нос. Тот отшатнулся, наполовину оглушенный.

Один страж еще оставался на ногах. Он в ужасе посмотрел на Балласа, потом повернулся и пустился бежать по туннелю в обратном направлении. Отведя руку назад, Баллас метнул в стража меч, словно копье. Клинок попал тому в поясницу. Вскрикнув, страж ничком повалился на пол.

Баллас кивнул на неподвижных стражей.

– Прикончите их. Этих двоих я только оглушил. Надо добить – сказал он Краску и пошел к стражу, лежавшему поодаль.

Выдернув меч, Баллас перевернул стража на спину и увидел что его форма отличается от прочих. Синий треугольник Скаррендестина был обведен красной каймой. Баллас припомнил, что уже видел подобное раньше – на рубахах стражей, вешавших головы на Дуб. Видимо, то были люди более высокого ранга, облаченные доверием Магистров.

Баллас присел возле стража.

– Сколько вас в канализации?

– Это все, – прохрипел тот.

Баллас взялся за меч, затем откинул его в сторону. Здесь требовался более тонкий инструмент. Он вынул кинжал.

– Спрашиваю еще раз, – сказал он, приблизив кончик клинка к глазу стража. – Сколько тут стражей помимо вас?

– Нисколько, – повторил пленник. – Но вы все равно умрете. Вас преследуют.

Баллас озадаченно посмотрел на него. Неужели в канализацию спустились ополченцы? Или горожане?

– О ком ты говоришь? – спросил он.

– Не могу ответить.

– Неужели? – Баллас придвинул кинжал почти вплотную к глазу. Страж зажмурился и попытался отвернуться, но Баллас схватил его за подбородок. – О ком ты говоришь? – повторил он.

– Я дал клятву, – пробормотал страж, – и не нарушу ее. Я не могу ее нарушить…

– Не можешь. Вот как? – Баллас усмехнулся. – Я проклят Церковью. Меня преследуют все жители Друина. И ты думаешь, что я стану беспокоиться о твоих клятвах?

– Не в том дело, – ответил страж. – Я действительно не могу рассказать. Моя клятва – не просто долг чести. Она связывает меня такими узами, какие ты и представить не можешь.

– Поглядим, – хмыкнул Баллас, прижимая кинжал к веку стража. Кончик клинка лишь слегка тронул кожу. Даже не выступило крови – только слезы из-под ресниц. Веко было непрочной преградой заточенной стали… – Кто нас преследует? Говори, и я тебя отпущу.

– Не очень-то много в этом проку. Раз мне не удалось вас убить, я заплачу собственной жизнью. Мне не простят ошибки…

– Тогда обещаю тебе легкую смерть. Вскрою артерию, и ты быстро истечешь кровью.

– Не выйдет. Легкая смерть мне тоже не светит.

– У тебя есть последний шанс! – рявкнул Баллас.

– Ничего не изменилось, – тихо проговорил страж. – Я не могу ответить.

Баллас надавил на кинжал; клинок пронзил веко и погрузился в глазницу. Страж выгнулся от боли. Он издал дикий, нечеловеческий вопль и забился на полу.

– Говори, – приказал Баллас.

– Не могу! Прошу тебя, не надо!

Баллас переместил кинжал к другому глазу и чуть коснулся им века.

– Во имя Четверых! Не надо!

Баллас нажал на кинжал. Страж взвыл и – точно помимо своей воли – прохрипел:

– Это л…

В следующий миг он осекся и выгнулся дугой на полу, отпихнув от себя Балласа. Тот повалился на бок. Тело стража сотрясалось в судорогах, голова билась о пол. Он оскалился, обнажая стиснутые зубы. Единственный сохранившийся глаз выпучился, точно собираясь выскочить из глазницы. На шее вздулись вены; страж захрипел.