Книга Викинг. Побратимы Меча - Тим Северин

Мы вернулись на лыжах к мертвому медведю, взяв с собой легкие санки, и перевезли тушу в стойбище. Под зорким присмотром Рассы охотники сняли большую шкуру — медведь был взрослым самцом — а потом кривыми ножами отделили мясо от костей, проявляя крайнюю осторожность. Ни одна кость не была сломана или хотя бы поцарапана ножом, и каждая косточка бережно отложена в сторону.

— Мы похороним скелет, весь, как он есть, — сказал Pacca, — каждую косточку, и когда Старый вернется в жизнь, он будет таким же сильным, каким был в этом году.

— Как козлы Тора, — заметил я.

Pacca с любопытством посмотрел на меня.

— Тор — это бог моего народа, — сказал я. — Каждый вечер он готовит на ужин двух козлов, которые влекут его колесницу по небесам. Гром — это грохот его повозки. После трапезы он складывает в сторонке их кости и шкуры. Утром просыпается, а его козлы снова целы и невредимы. Правда, однажды кто-то из гостей Тора во время пиршества сломал одну кость, ножную, чтобы высосать костный мозг, и с тех пор один из козлов охромел.

За три дня пиршества медведь был съеден весь до последнего кусочка. А поскольку зверя убил я, весь наш род меня чествовал.

— Хвост оленя, лапа медведя, — предлагал мне Pacca самые лакомые кусочки, говоря, что не доесть или оставить про запас даже самую малость было бы неблагодарностью по отношению к убитому, который был столь добр к нам. — Старый не позволил буранам погубить нас и сделал все, чтобы весна пришла и снег растаял. А сейчас, опережая нас, он бродит по горам, призывая траву и почки на деревьях и птиц, которые еще не вернулись.

Я сожалел лишь о том, что Аллба по-прежнему держалась от меня в стороне.

— Если она придет к тебе прежде, чем минет три дня после охоты, — просветил меня ее отец, — она станет бесплодной. Такова сила нашего отца-предка, которая сейчас в тебе. Его сила вселилась в тебя, когда ты отправился охотиться на Старого.

Стало понятно, отчего Аллба держалась со мной так отчужденно. И точно, после того, как Pacca надел на лицо маску, медвежью морду, снятую со Старого, и каждый охотник — в том числе и я — протанцевал вокруг камня, подражая Старым Медвежьим Лапам в последнюю ночь празднования, Аллба снова угнездилась у моего плеча.

А еще она сделала великолепный плащ из медвежьей шкуры, вполне мне по росту.

— Это знак, что Старый наделил тебя своей силой, — сказал Pacca. — Любой саами из любого рода поймет это и отнесется к тебе с уважением.

Ему не терпелось продолжить мое обучение, и когда дни стали длиннее, мы с ним часто уходили в лес, и он показывал мне камни необычных очертаний, деревья, расщепленные молнией или согнутые ветром в человеческий образ, и древние деревянные статуи, спрятанные глубоко в лесу. Все это места, где обитают духи, объяснял он. А однажды он привел меня к особому месту — длинному плоскому камню, защищенному от снега выступом скалы. На серой поверхности камня было начертано множество знаков — иные из них я видел на волшебных бубнах саами, иных же еще не видел — очертания китов, лодок и саней. А встречались и такие древние, истертые временем знаки, что разглядеть их было невозможно.

— Кто их начертал? — спросил я у Рассы.

— Не знаю, — ответил он. — Они были здесь всегда, сколько существует наш род. Я уверен, их оставили нам в память о себе те, давно ушедшие, в память и в помощь, когда помощь нам понадобится.

— А где они теперь, эти ушедшие? — спросил я.

— В сайво, конечно, — ответил он. — И они там счастливы. Те завесы света, что зимними ночами висят в небе, скручиваются и смешиваются, — это духи мертвых пляшут от радости.

День ото дня появлялось все больше признаков весны. Следы на снегу, прежде четкие и ясные, теперь стали оплывать, и уже слышалось журчанье воды в ручейках, скрытых под ледяной коркой, и стук капели, падающей с веток в лесу. Кое-где из-под снега появились первые цветы, и все больше птичьих стай пролетало у нас над головами. Их крики возвещали о прибытии, а потом стихали в отдалении — они летели дальше, к местам своих гнездовий. Pacca тем временем учил меня понимать, что это значит — количество пролетающих птиц, направление, откуда они появлялись или в котором исчезают, и даже язык их криков.

— Что птицы в полете, что дым от огня — это одно и то же, — говорил он. — Для знающего — это знаки и предзнаменования. — И однажды добавил: — Хотя тебе это знание не пригодится. — Он, верно, заметил, что стая уже пролетела, а я все смотрю на юг. — Скоро саами пойдут на север, на весенние охотничьи земли, а ты пойдешь в другую сторону и покинешь нас.

Я хотел было возразить, но его кривая улыбка остановила меня.

— Я знал об этом с первого же дня, как ты пришел к нам. И все саами знали, и жена моя, и Аллба. Ты странник, как и мы, но мы ходим по тропам, проложенным нашими предками, а тебя ведет по свету что-то более сильное. Ты говорил мне, что бог, которому ты служишь, искал знаний. Я понял, что он послал тебя к нам, а теперь понимаю: он хочет, чтобы ты пошел дальше. Мой долг — помочь тебе, а времени осталось мало. Ты должен уйти прежде, чем растает снег и нельзя будет идти на лыжах. Скоро начнут приходить люди-оборотни, менять меха. Мы боимся их и уйдем поглубже в лес. Но прежде того трое лучших наших охотников должны отнести зимние меха на место обмена. Ты должен пойти с ними.

Как обычно, саами, приняв решение, исполняют его очень быстро. Уже на следующее утро стало ясно, что они покидают стойбище. Оленьи шкуры снимались с шестов, а трое вышеупомянутых охотников грузили на пару санок туго свернутые связки мехов. Все это произошло так неожиданно скоро, что у меня не осталось времени подумать, как я должен проститься с Аллбой и что я скажу ей. Однако об этом не следовало мне беспокоиться. Она помогала матери снимать шкуры с нашего жилища, но, взглянув на меня, оставила мать и отвела меня в сторону, недалеко от стойбища. Когда мы скрылись за елями, она взяла меня за руку и вложила в нее что-то маленькое и твердое. И я понял — она вернула мне огненный рубин. Камень все еще хранил тепло ее тела.

— Оставь его себе, — запротестовал я, — он твой, это залог моей любви к тебе.

— Ты не понимаешь, — сказала она. — Для меня гораздо важнее, чтобы дух, который мерцает внутри камня, охранял и наставлял тебя. Тогда я буду знать, что с тобой все порядке, где бы ты ни оказался. И потом, ты оставил мне нечто гораздо более ценное. Оно шевелится во мне.

Я понял ее слова.

— Как можешь ты быть уверена?

— Сейчас такое время, когда все существа чувствуют, как шевелятся их детеныши. Саами точно такие же. Маддер Акке, что живет под очагом, поместила в мою утробу дочку. С того дня, как мы с тобой побывали в сайво, я знала, что так оно и будет.

— Как ты можешь знать, что наше дитя будет девочкой?

— А помнишь медведя, которого ты встретил в сайво? — спросила она. — Я была там с тобой в виде моей спутницы-птицы, хотя ты меня не видел.

— Я чувствовал, как твои крылья касаются моего лица.