Книга Уйти вместе с ветром - Екатерина Мурашова

Высматривать следы Фридриху недосуг. Если нагнуться, можно не выпрямиться. Он ревниво следит только за проводами — ему интересно, что же здесь, в самом деле, случилось и почему у аненербовцев не сработала установка. Он много лет думал об этом. Он теперь всё знал про безумного гения, чью фамилию тогда впервые услышал. И про Тунгусский метеорит, который на самом деле отвело от планеты излучение Теслы.

Потому что Тесла изобретал щит, а вовсе не тайное оружие, нацеленное в сердце Земли…

Когда в стене замаячила арка, что вела во вспомогательный зал, у Фридриха Золлингера плавали перед глазами радужные круги. Он так измучился и устал, что не испытал никаких чувств, даже не вслушался в поисках токов боли и умирания, что были так внятны здесь в тот прошлый раз. Пол под ногами качался, и старик не мог понять, мерещилось ему это от слабости или земля действительно колебалась.

А потом впереди открылся тупик, и в свете налобного фонарика неестественно ярко полыхнули рубильники.

Все — включённые.

Кроме одного, самого последнего.

На полу распростёрлась окаменевшая мумия в полосатом балахоне. Мёртвая рука крепко удерживала последний рубильник, переведённый в нерабочее положение.

— Так ты правда был жив, — вслух сказал Фридрих Золлингер. — Значит, мне не почудилось…

Больше всего ему было жаль, что Штефану он этого уже не расскажет. Ни Штефану, ни внуку Вальтеру, ни кому-либо вообще.

Ещё хотелось сесть рядом с русским и сказать ему что-то самое важное прежде, чем сердце отсчитает последние оставшиеся удары. Но пока было нельзя.

Задыхаясь, прижав локтем бок, бывший сапёр подошёл к рубильникам и выключил их.

Все, один за другим.

Ему показалось, будто само пространство кругом него вздохнуло с большим облегчением.

Силы тут же иссякли окончательно. Золлингер прислонился к стене, ему нужен был отдых. Он всё-таки сумел. Он дошёл. Он всё сделал. Сейчас успокоится сердце, и он пойдёт обратно наверх. К Штефану. Может, он сумеет проковылять всего десяток шагов, но, может быть, и побольше…

Колени между тем подгибались, старик плавно сполз по стене и остался сидеть рядом с мумией русского. Как и хотел, поначалу.

Однако зрение, затуманенное усталостью, слегка прояснилось, а налобный фонарик продолжал светить, и Золлингер увидел, как из стены вышел мальчик. Коренастый, непропорционально широкоплечий. Его глаза были двумя пятнами светящейся бирюзы.

Он не обратил на старика никакого внимания. Повернувшись к рубильникам, он недовольно мотнул головой, шагнул вперёд — и стал их включать.

Один за другим…

Вспышка за вспышкой проклятого серебра из древних гробниц…

Пространство опять напряглось, и гранитные жилы свела новая судорога.

Каменщик потянулся к последнему рубильнику, но здесь его ожидало препятствие. На чёрной рукоятке лежали сразу две ладони, мёртвая и живая. Мумия, застывшая в последнем движении, смотрела глазницами в пол. Живой накрывал её руку своей и молча смотрел Каменщику прямо в глаза.

Каменщик очень хотел посмотреть, что же всё-таки будет, если включить не пять блестящих рычажков, а все шесть. Он знал, что легко отбросит дряхлого живого и ещё легче раскрошит окаменевшую кость.

Вот только перешагнуть через взгляд старика почему-то оказалось ещё трудней, чем спорить с Ловцом…

Вскочив, Каменщик одним движением смахнул больше половины щитка, обрывая его связь с теми штуками в замурованном зале, и бросился в стену. С потолка сразу посыпались камни, которых Фридрих Золлингер, впрочем, уже не увидел. Земля что-то стряхивала с себя, гранитный коридор силился завязаться узлом, ход, много лет назад проделанный в недрах, схлопывался по всей длине. То ли где-то там зло топал ногами Каменщик, которому не дали поиграться, то ли одна за другой срабатывали ловушки… Два маленьких фонарика по концам тоннеля светились ещё какое-то время, потом их заволокло пылью.

Почётный эскорт со знаменем без чехла и траурной лентой.

Два закрытых гроба на лафетах. Полковник с траурной повязкой на левом рукаве морщится. Не он один знает, что останки в гробах, скажем так, символические.

Брать ответственность на себя… Что ж, он это умеет. Ему ещё скажут что-нибудь про то, что он хоронит боевого генерала вместе с солдатом из дивизии СС. С одинаковыми почестями… Да и наплевать.

На месте погребения выстраивается колонна.

Играет военный оркестр. Кулики и куропатки разлетаются в ужасе.

Портреты, венки из вереска и болиголова, ордена, парадная форма… Всё было чинно. Картину чуть портили только два молодых немца в кроссовках и штормовках у гроба Фридриха Золлингера. Правду сказать, Полковник побаивался, не вздумает ли Гюнтер отсалютовать соотечественнику… по-ихнему. Однако этого не произошло. Может, оттого, что правая рука у Гюнтера была занята. Она крепко сжимала ладошку полной темноволосой девочки. Алла всхлипывала и совала носовой платок под очки, рискуя их потерять.

Теперь надо сказать речь.

— …Когда-то были врагами, — гулко произнёс Полковник. — …Погибли вместе на боевом посту… Ради мира и жизни на всей земле…

Склонилось знамя, почётный эскорт отдал почести. Грянул салют. Полковник не выдержал и тоже три раза выстрелил в воздух из личного пистолета. Оркестр повёл гимн. Камень принял гробы и сомкнулся над ними. Внучок нациста, кажется, плакал.

Всё кончено?

Что ж. Будет ещё один обелиск. Этой земле не привыкать.

— Кристина, ты должна что-нибудь сделать! — Марину трясло не то от нервов, не то от злости. — Нет, я точно с ума сойду!..

— А касательно чего сделать-то? — осведомилась Тина.

— Видишь ли, Виталик отказывается отсюда уезжать. Он говорит, что пока останется здесь жить… «Пока», слышали вы!.. А увезут насильно — сбежит и вернётся пешком. Как те оборванцы, которых Сандра подкармливала на бензоколонке. Господи, за что?!

— Во дела, — отреагировала дочь.

— Ты должна поговорить с братом!

— Обязательно! — кивнула Кристина. — Сама хочу!

В бывшей пещере Жадины было тепло и сухо. Все вещи прибраны, в нише — букетик цветов.

— Здравствуй, Вещь, — сказала Кристина.

— Здравствуй.

— Я знаю, ты сейчас от меня устанешь, но мне бы брата увидеть…

— Конечно, — легко согласилась рыжеволосая девочка. — Только ты не уговаривай его. Ему сейчас здесь хорошо.

Тина пытливо спросила:

— Можешь объяснить? Мне с Подлизой всегда было трудно разговаривать…

Вещь кивнула:

— Попробую. Ты жила спокойно, как могла и хотела, а он всё время оправдывался, что есть. И пытался доказать, что полезный.