Книга Обряд Ворлока - Владислав Русанов

На следующий день после праздника Святого Уилфрида Йоркского силы Годвинссона заняли Сенлакский холм неподалеку от Гастингса. Половину дня — от полудня и до сумерек, — а также большую часть ночи саксы укрепляли вершину холма. Копали рвы, вбивали в их дно заостренные колья, углубляли овраги, на удивление удачно прикрывающие правое и левое крыло войска, возводили палисады, за которым должна была встать дружина хускарлов — две тысячи человек.

— Добрые воины, — заметил Гуннар. — Не хуже нас, викингов. Несладко придется нормандским рыцарям.

— Хотел бы и я там топором помахать, — добавил Олаф.

— А на чьей стороне? — прищурился Вульфер.

— Да… — замялся хёрд. — И не знаю. — Вздохнул тяжело. — Жаль, Харальд-конунг погиб. Эх, нам бы подождать… пускай бы сперва саксы с нормандцами разобрались, чья шея толще. А мы бы потом уж…

Итак, два войска готовились к битве.

Саксы уступали противнику в числе, но осознавали, что защищают свою землю: города, замки и села. Нормандцы знали, что в случае проигрыша живым на другой берег пролива не вернется ни один человек. Тем паче они превосходили врага в вооружении и выучке — ведь большую часть войска Гарольда составляли вооруженные чем попадя селяне, а Вильгельм привел обученных и опытных воинов.

Священники и монахи, прибывшие с Вильгельмом Бастардом, служили молебны. Рыцари и ратники готовили к бою оружие и доспехи, исповедовались в грехах и причащались.

В это время на холме Сенлак саксы шумно веселились. Согласно старинному обычаю своего народа, они пели и пировали у костров, пуская по кругу наполненные пивом рога и кубки.

Ночью Вратко приснился сон.

Освещенный факелами шатер, битком набитый людьми. Суровые бородатые лица. Многие украшены шрамами, а кое-кто нес следы недавних ран. Так у седовласого горбоносого бойца в кожаном жаке, который, подобно рыбьей чешуе, усеивали стальные бляхи, была перевязана голова.

Впереди всех, на тяжелом табурете сидел невысокий светло-русый воин, чье лицо показалось парню знакомым.

Ну, конечно же!

Как можно забыть эти нахмуренные брови и губы, зло выплевывающие слова:

— Конунгу Норвежскому, с мечом явившемуся на эту землю, король Гарольд может предложить лишь семь стоп земли. Или больше, ибо слышал король Англии, что Харальд Сигурдассон выделяется среди людей ростом и крепостью телесной.

Когда-то у Стэмфордабрюгьера король Англии не побоялся вплотную приблизиться к норвежскому строю, чтобы предложить мир, дружбу и прощение брату своему Тостигу.

Тогда Гарольд Годвинссон выглядел веселым и охочим до драки. Он явился изгнать непрошеных гостей и верил, что сможет сделать это. За ним стояли верные соратники, которые горели желанием победить или погибнуть. И они победили. Теперь же лицо короля осунулось, глаза запали, и под ними залегли темные круги. Глубокие морщины прорезали лоб. Но это был все тот же неукротимый и отважный воин, способный очертя голову броситься в сражение, готовый победить или умереть, но не уступить ни единой пяди английской земли.

Нынешнего Гарольда давил груз ответственности за страну. Противника, который противостоит ему сейчас, запросто не одолеть. Войско измучено битвой с урманами и беспримерным переходом от Йорка. А нормандцы сыты, свежи, прекрасно вооружены. Ими предводительствует опытный военачальник, хитрый и осторожный и в то же время решительный и упрямый, победитель при Мансе и Алансоне, Домфроне и Майене, подавивший немало баронских бунтов, захвативший Бретань и Мэн.

Не оставалось сомнений, что Гарольд и сейчас готов победить или умереть. И смерти он не боится, а даже готов к ней, а возможно, видит в гибели наилучший исход. Пасть на поле брани и не увидеть торжествующих врагов — это ли не выход?

За спиной короля стояли два воина с непокрытыми головами, чьи черты не оставляли сомнений — братья-ярлы. Гурт, ярл Кембриджский и Оксфордский, и Леофвайн, ярл Кентский и Эссекский. Невысокие и крепкие, как грибы-боровики, они меньше походили на коротышку Тостига, но больше на старшего брата — Гарольда.

Дальше толпились таны, ближние советники и соратники Годвинссонов.

А перед ними застыли несколько человек в темных плащах, спадавших до пят.

Один из них говорил, обращаясь к Гарольду, и голос его звенел праведным гневом и осознанием собственной правоты:

— …герцог Вильгельм, наследник короны Английской, Шотландской и Валлонской, предлагает тебе, граф Гарольд, всю Нортумбрию, а также мир и дружбу, если ты исполнишь данную ему клятву и передашь герцогу Нормандскому корону Англии…

— Вот как?! — негромко произнес Годвинссон. — Великую милость оказывает мне Вильгельм. Только меня избрали все именитые мужи Англии и вручили мне корону и власть над собой с тем, чтобы защищал я эти земли от чужеземных посягательств. И как может герцог Нормандии указывать английскому королю, что ему делать?

— Вильгельм согласен вернуться вместе со всем своим войском на родину, — продолжал посланник. Капюшон упал с его головы, и мелькнула бритая макушка. «Монах», — догадался Вратко. — Но ты должен будешь вместе с ним явиться ко двору короля Франции. Пускай он рассудит ваш спор согласно законам людским и божьим.

— Какое имеет право король франков решать, у кого больше прав на английский престол? — возмутился Гурт. Или Леофвайн. Вратко их не различал.

— Поди прочь, монах со лживым языком и подлой душой! — воскликнул тан с перевязанной головой.

— А не то мы вышвырнем тебя взашей! — поддержал его совсем юный воин с золотистыми кудрями и короткой вьющейся бородкой.

Монах не шевельнул и бровью. Он стоял, сложив ладони на груди, и не отрывал горящего взгляда от лица Гарольда.

— Можешь передать Вильгельму, — после недолгого молчания ответил король. Говорил он медленно, будто бы впечатывая каждое слово каленым железом в память посла. — Можешь передать Вильгельму, что монархам, живущим за проливом, нет и не должно быть дела до королевства саксов. Я избран на престол и помазан главой церкви Английской.

«Ага, епископом Стигандом, которого за проливом считают самозванцем», — подумал Вратко.

— Мои подданные поклялись служить мне, а я в свою очередь поклялся защищать их и не допускать несправедливости. По чести поступлю ли я, если уступлю корону чужестранцу, каким бы именитым и достойным он ни был? Думаю, нет. Поэтому мы будем защищать свое королевство, свое право жить так, как сами того пожелаем.

— Слава королю Гарольду! — зашумели таны. — Прочь! Прочь, проклятые чужестранцы!

— И чем быстрее, тем лучше! — громко выкрикнул один из братьев короля. — Иначе мы можем и помочь! Топоры саксов еще не заржавели!

Монах лишь пригнулся, будто бы противостоял напору ветра, дующего в лицо. Тогда его невысокий сутулый спутник, приподнимаясь на цыпочки, зашептал что-то на ухо послу. Капюшон советчика чуть съехал набок, и Вратко различил ненавистные черты отца Бернара.