Книга Коробка в форме сердца - Джо Хилл

– Проклятье, – говорит он. – Это небо.

– Здорово, правда? – говорит Анна из тела Мэрибет. – Так далеко все видно. Можно смотреть в него вечно.

– Я ни черта не вижу.

– Да, ты береги глаза, – говорит Анна, но за рулем по-прежнему Мэрибет, это ее губы шевелятся. – Тебе нельзя смотреть туда. Пока нельзя. Нам тоже трудно оглядываться назад в ваш мир. Может, ты заметил у нас черные линии поверх глаз. Это что-то вроде солнцезащитных очков для живых покойников. – Сравнение смешит ее, она смеется хриплым, грубоватым смехом Мэрибет.

Она останавливает машину на границе леса и поля, выключает двигатель. Окна опущены. Воздух, заливающий машину, сладко пахнет прогретыми на солнце кустами и травой. Под этой сладостью Джуд различает тонкий аромат озера Понтчартрейн – прохладный и болотный.

Мэрибет склоняется к Джуду, кладет голову ему на плечо, обнимает за талию, а потом начинает говорить своим собственным голосом:

– Как бы мне хотелось вернуться вместе с тобой. – Его пробирает ледяная дрожь.

– Что это значит?

Она смотрит на него с любовью.

– Эй. Я думала, мы уже обо всем договорились, Джуд. Мы ведь договорились?

– Прекрати, – говорит Джуд. – Никуда ты без меня не поедешь. Ты остаешься со мной.

– Не знаю, – говорит Мэрибет. – Я так устала. Обратная дорога очень длинная, не знаю, хватит ли у меня на это сил. Клянусь, машина едет не на бензине, а на мне. Я уже почти пуста.

– Перестань так говорить.

– Кажется, мы собирались послушать музыку.

Он открывает бардачок, нащупывает кассету. Это сборник демозаписей, его личная коллекция. Его новые песни. Он хочет, чтобы Мэрибет послушала их. Начинается первая песня – «Выпьем за мертвых». Перезвон гитарных струн окреп, возвысился до гимна в стиле «кантри» – сладкозвучный и одинокий госпел, песня скорби. Черт, как болит голова, теперь уже оба виска; глаза ломит. Будь проклято это невыносимо яркое небо.

Мэрибет выпрямляется в кресле, но это не Мэрибет, а снова Анна. Ее глаза наполнены светом. Они наполнены небом.

– Весь мир состоит из музыки. Мы – струны лиры. Мы резонируем. Мы поем вместе. Это прекрасно. Вместе с ветром, дующим мне в лицо. Когда ты поешь, я пою с тобой, любимый. Ты ведь знаешь это?

– Перестань, – просит он. Анна снова берется за руль и заводит машину. – Что ты делаешь?

Мэрибет протягивает с заднего сиденья руку и сжимает его пальцы. Они разделились – они стали двумя разными людьми, впервые за много дней.

– Джуд, мне пора. – Она тянется к нему, прижимает к его губам свои губы. Они холодные и дрожат. – Ты выходишь здесь.

– Мы, – говорит он. Когда она пытается забрать свою руку, он не отпускает, сжимает крепче, пока не ощущает, как под ее кожей гнутся кости. Он целует ее и повторяет: – Мы выходим здесь. Мы. Мы.

Снова под колесами шуршит щебенка. «Мустанг» катится вперед под этим открытым небом. Переднее сиденье захлестывает мощное белое сияние, оно стирает весь мир вне машины, не оставляя ничего. И даже внутри Джуд, приподняв веки, почти ничего не видит. Боль, полыхающая в черепе, ошеломляет его, приводит в восторг. Он не выпускает руку Мэрибет. Она не уйдет, если он не отдаст ее. И этот свет – боже, сколько света. Что-то случилось со стерео; его песня то слышна, то пропадает, заглушаемая глубокой и низкой гармонической пульсацией – той неземной музыкой, которую Джуд слышал перед падением в дверь между мирами. Он хочет заговорить с Мэрибет, попросить у нее прощения за то, что не сдержал обещания. Он хочет сказать, что любит ее, любит всем сердцем. Но голос куда-то пропал, и Джуд не в силах думать из-за света, бьющего в глаза, и музыки в его голове. Ее рука. Он по-прежнему держит ее за руку. Он снова и снова сжимает пальцы Мэрибет, пытаясь заменить слова прикосновением, и она в ответ тоже сжимает его руку.

А в сиянии света Джуд видит Анну, которая переливается и дрожит как язык пламени. Он смотрит, как она отворачивается от руля, и улыбается ему, и тянется к нему, и кладет ладонь поверх его руки, сжимающей пальцы Мэрибет, и потом говорит:

– Черт возьми, похоже, этот волосатый сукин сын пытается сесть.

Джуд заморгал от резкого болезненного белого луча офтальмоскопа, направленного ему в левый глаз. Он попытался сесть, но кто-то положил ладонь ему на грудь и придавил его к полу. Он хватает ртом воздух, как форель, только что вытащенная из озера Понтчартрейн и выброшенная на берег. Он однажды говорил Анне, что хорошо бы вдвоем поехать на рыбалку на озеро Понтчартрейн. Или он говорил это Мэрибет? Он не помнил.

Офтальмоскоп убрали, и Джуд стал смотреть на покрытый пятнами плесени кухонный потолок. Говорят, сумасшедшие иногда проделывают дыры в собственном черепе, чтобы выпустить демонов и уменьшить невыносимое давление мыслей. Он понимал их. Каждое биение сердца было сокрушительным ударом, сотрясающим нервные окончания в глазах и висках. Так заявляла о себе беспощадная жизнь.

Над ним замаячил пятачок, розовая свиная морда непристойно ухмыльнулась и произнесла:

– Ни фига себе. Вы знаете, кто это? Это же Джудас Койн.

Кто– то другой потребовал:

– Уберут отсюда свиней или нет?

Под негодующий визг свинью оттащили в сторону. В поле зрения Джуда появилось лицо с аккуратной каштановой бородкой и внимательными ласковыми глазами.

– Мистер Койн? Лежите спокойно. Вы потеряли много крови. Сейчас мы переложим вас на каталку.

– Анна, – проговорил Джуд прерывающимся свистящим шепотом.

В голубых глазах молодого мужчины промелькнула боль и что-то вроде извинения.

– Так ее звали?

Нет. Нет, Джуд ошибся. Ее звали не так, но ему не хватало воздуха в легких, чтобы поправиться. Потом до него дошло, что мужчина, склонившийся над ним, говорил о девушке в прошедшем времени.

За Джуда ответила Арлин Уэйд.

– Он говорил, что ее звали Мэрибет.

С другой стороны возникло лицо Арлин с комически большими глазами в линзах очков. Она тоже говорила о Мэрибет в прошедшем времени. Джуд снова попытался сесть, но бородатый санитар держал его крепко.

– Тебе нельзя садиться, дорогой, – сказала Арлин.

Раздался металлический стук, и Джуд посмотрел вперед, вдоль своего тела, распростертого на полу. Группа людей катила мимо него тележку с носилками. На металлической подставке висел мешок капельницы, набухший кровью. С пола Джуд не мог видеть человека, лежащего на каталке, но он заметил, что из-под простыни свесилась рука. От инфекции, обезобразившей кисть Мэрибет, не осталось и следа. Ее маленькая худая ручка безвольно покачивалась в такт движениям каталки, и Джуд вспомнил о девушке из того порнофильма с убийством: о том, как ее тело после смерти стало как будто бескостным. Один из санитаров, толкавших каталку, глянул вниз и увидел, куда смотрит Джуд. Он положил руку Мэрибет на носилки и подоткнул простыню. Каталка скрылась из виду. Возбужденные и приглушенные голоса санитаров доносились теперь из передней.