Книга Третье пришествие - Алексей Барон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это сложнее.
— Немедленно заняться, шеф. Четверо хо-хороших мужиков из-за этого чуть не задохнулись, едва не разбились. Поволновались, в общем. Какую-то инфекцию подхватили. И что обидно — не половым путем.
— Очень скоро от этого дела может зависеть жизнь миллиардов, — вздохнул Фима. — Карробус приближается к Солнцу.
— Да хватит меня уговаривать!
— Какой он все же умница, — неожиданно сказал Фима.
— Кто?
— Ермолай Борисович. Профессор Славик.
— А, Большое Возражение? Да-да.
— Повинен ордену, — сурово сказал Дима. — За заслуги перед человечеством.
Я тоже имел некоторые заслуги. Поэтому ощутил немножко ревности. Видимо, это отразилось на лице.
— Присутствующих не обсуждаем, — быстро поправился Фима.
— Шеф! Да по заслугам никто к вам и приблизиться не посмеет! За исключением налоговой полиции.
Внезапно ко мне приблизились сомнения.
— Послушайте, да будет ли протуберанец? А вдруг мы напрасно весь мир взбаламутили?
Фима и Дима синхронно покачали головами.
— Что за малодушие, советник? Будет, еще как будет. Надо верить мрачным предчувствиям.
Обнадеженный таким способом, я отбыл покорять Америку.
* * *
Покорять ее пришлось недолго. Я вручил президенту Джеймсу (зовите меня просто Джимми) подарочек президента Тараса — хорошо мне знакомую горилку с перцем. А потом, уже от имени правительства и народов России, преподнес комплект дисков с подробной информацией обо всех работах по проекту «Горячее Солнце». Улыбчивый Джимми сперва не совсем понял, какого калибра это подношение. Вежливо поблагодарил, примерно в тех же выражениях, что и за горилку, и передал все Бабу.
Баб выглядел неважно, половина левого легкого у него все еще не восстановилась. Но вот хватка никуда не делась. Бросил взгляд един на лэйблы СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО, читал по-русски он гораздо лучше, чем говорил, а уж эти-то слова знал поперед всех остальных, бросил взгляд второй на меня, глаза его при этом удивительно потеплели, и тут же кивнул своим мальчикам. Понятно, из какой фирмы.
Те как с поводков сорвались. Вернулись довольно быстро. С вытянутыми лицами, растрепанными прическами и как-то неловко дергая шеями. Будто от слишком туго завязанных галстуков. Что-то шепнули. Вроде «хай левел». По созвучию я вспомнил напутствие Тараса: хай живе оклахомщина. Ну да ладно, хай живе.
После невыразимо любезных переговоров с президентом Джимми, который очень многое хотел сделать для России, но пока не знал, что именно, мы растрогались и расстались.
— Итак, — спросил я уже в нашем посольстве. — Как думаешь, скоро наша бомба сработает?
— Уже сработала, — зевая, сказал Дима. — Сейчас они срочно меняют рас-писание. Даже два-писание и три-писание. Возможно, весь вечер освобождают. Шеф! Я пойду в душ, а потом отрублюсь. Чудики эти америкосы. Жили бы себе нормально, как все нормальные люди.
— Это как?
— Да по московскому времени.
Я тоже отправился поспать по московскому времени. Потому что в Москве не всегда это получалось.
Проснулся от деликатного, но настойчивого тормошения. Почти сразу после того, как уснул.
— Вставайте, шеф, — сказал Дима. — Нас ждут великие дела. Покруче, чем у Клода Анри де Рувруа.
— У кого?
— У графа де Сен-Симона.
Откровенно говоря, я и сейчас не очень твердо помню, кто такой был Сен-Симон. Точно помню, что в дверях стоял не французский граф, а наш посол с обманчивой физиономией вологодского дворника. В махровом халате, но в белой рубашке, при галстуке, и с телефонной трубкой в руке. Мне тогда подумалось, что он так и спит. В галстуке, с телефоном в руке. Или под подушкой.
— Простите, Владимир Петрович. Президент Соединенных Штатов.
— Дима, переодевайся во что-нибудь дачное, — сказал я. — Сейчас нас позовут в гости. Визит неформальный.
— Джинсы подойдут?
— Конечно.
— Клод Анри был бы расстроен.
— А вот Джимми — нет. Это знак уважения к американской одежде. Не худо добавить еще что-то наше. Да, я как-то видел у тебя майку с надписью «ай лав Раша».
— Надеть?
— Нет, подарить.
— Э, э. Петрович, погоди. Она у меня предпоследняя.
— У бедного Джимми совсем нет, — пристыдил я. И, отрезая возражения, взял трубку.
— Yes. When? I'll be ready. Thank You, Mr. President.
Трубка пискнула, отключилась. Потом зачем-то сыграла российский гимн.
— Я нужен? — бесстрастным тоном осведомился посол.
За его спиной Дима подмигивал обоими глазами. Сигнализировал. Боялся, что спросонья сам я не соображу.
— Непременно, Сергей Вениаминович. Отправляемся все вместе.
— Вызвать лимузин?
— Нет. Робинсон сейчас в Кемп-Дэвиде. За нами пришлют вертолет. — Площадка на крыше свободна?
— Там есть место для второго вертолета. Сейчас распоряжусь, чтобы подготовились к встрече.
— Вот видите, шеф, — сказал Дима, закуривая местный «Мальборо». — Россия тоже способна кое-что сделать для Штатов.
Сергей Вениаминович на это промолчал. После одиннадцати лет в Вашингтоне он мог бы порассказать немало. В том числе и о том, что мы реально можем сделать для Штатов. Но вместо этого лишь посоветовал прихватить свитерочки, поскольку в Кемп-Дэвиде зверские кондиционеры. Еще со времен «холодной войны».
— Очень особые такие кондиционеры, Владимир Петрович. Чувствуешь себя хорошо и приятно, а потом — глядь, из носа потекло.
— С американцами всегда так? — спросил Дима, наслаждаясь своим «Мальборо».
— Как? — спросил посол.
— Ну улыбаются-улыбаются, а потом — бац. Из носа потекло.
— С американцами бывает по-разному.
— Вы думаете, они будут ловчить на фоне протуберанца? — живо спросил Дима. — Владельцы кондиционеров?
Мне показалось, он давал возможность послу продемонстрировать степень профессионализма. Посол это, конечно же, уловил.
— Власть любой страны исповедует своего рода государственный эгоизм. Беда в том, что американцы возвели этот принцип едва ли не в абсолют. Они до сих пор искренне отождествляют благополучие Соединенных Штатов с благополучием всего человечества. А во имя человечества допустимо ущемление недоразвитых стран и не слишком строгое выполнение обещаний к прочим. Для их же собственного блага, разумеется. Увы, такова психология Белого дома. Хотя умных людей там достаточно.
Дима мастерски наморщил лоб. Я понял, что сейчас мой помощник применит свой излюбленный метод провокации. Так он обычно добивался откровенности. Потому что разозленные люди врут редко. Часто врут испуганные.