Книга Явление зверя - Татьяна Енина

Софья была молчалива. То и дело вскидывала автомат, примерялась с ним — то к одному окну, то к другому. Я понимал ее неуверенность и волнение и старался не досаждать разговорами. В конце концов, она была всего лишь врачом, хорошо умеющим стрелять! Не снайпером. Не наемным убийцей.

Потом она заснула.

Я пообещал, что буду чутко стеречь ее сон и разбужу, если хотя бы услышу что-то подозрительное.

Я сидел и смотрел в окно на задымленное московское небо, где и звезд-то не разглядеть. Я понимал, что эта ночь, возможно, последняя в моей жизни. Пытался настроиться на торжественный лад. Но — не получалось. Мысли в голове то метались, как испуганные мыши, то и вовсе замирали, обнаруживая некую космическую пустоту… Вспоминались какие-то глупости. Совершенно неуместные в такой серьезный момент.

О маме я старался не думать. А то просто с ума сошел бы. Интересно, солдаты накануне ответственного сражения тоже стараются не думать о матерях? В кино нам обычно показывают, как все они пишут письма любимым. Но теперь мне казалось: это — фальшь. Если сегодня думать о тех, кто ждет твоего возвращения, то завтра ты пойдешь не в атаку, а… Побежишь с поля боя куда глаза глядят.

С размышлений о войне я плавно перешел на размышления о двух своих новых ролях: театральной и кинематографической. Все-таки мой будущий киношный фашист интереснее, чем мой будущий театральный Тит Андроник. Обидно будет не дожить… И не сыграть такую классную роль! Ведь меня даже без проб взяли… Сделали фотографии в гриме — и утвердили. Я на них хорошо получился. Правда, придется стричься. Таких длинных волос, как у меня, немецкие офицеры не носили. Но это — мелочи… Главное — я впервые сыграю в кино не жертву, а палача. В театре у меня были роли злодеев, в кино — никогда. Правда, мне придется изобразить палача интеллигентного, чувствительного, сомневающегося, мятущегося… То есть вызывающего сочувствие. Но все-таки палача! К тому же интересно, как публика встретит фильм о войне после столь долгого перерыва, тем более такой фильм: не про окопную грязь и жестокость СМЕРШа, а о героизме советских людей. Степка боится, что критики его сожрут… Но мне кажется, публике должно понравиться. И история любви там очень трогательная.

Я и сам не заметил, как заснул.

Разбудила меня Софья. Выглядела она на редкость свежей и милой. Личико — словно только что холодной водой умыла! Косы явно тщательно расчесаны и переплетены. Блестят, как две сытых змеи. Солнышко светит яркое… Полуденное…

— Костя! Сейчас половина второго. Уже скоро…

Я вскочил.

— Что же ты меня раньше не разбудила?

— А зачем?

— Но ведь могут явиться посыльные этих бандитов, разведывать, нет ли тут кого в засаде… А я сплю!

— Хорошо выспаться тоже важно. Не тревожься. Я давно проснулась. И бдю.

— А если бы они пришли, когда мы спали?! Вот ужас-то… Надо было кого-то выставить на страже!

Софья улыбнулась. И я тут же вспомнил, что вообще-то пообещал охранять ее сон. И перестал скандалить. В конце концов, ничего не случилось, так чего же впустую воздух сотрясать?

— Поешь.

— Перед боем не едят. На случай, если пулю в живот получишь.

— Милый, в нашей ситуации, если пулю в живот получишь, то следующая будет — в голову… Контрольный выстрел. Так что можешь спокойно позавтракать.

— Спасибо! Утешила!

— Стараюсь…

Мы поели пирожков, запивая их минералкой. Съели по кусочку шоколада. Софья посетовала на невозможность почистить зубы. Я нашел в кармане пачку «Орбита». Солнышко пригревало. Откуда-то доносились веселые крики ребятни.

Очень хотелось жить…

— Давай удерем! Пока не поздно!

— Нельзя. Я обещала.

— Кому? Этому бандиту?

— Это нужно прежде всего мне самой. Спасти Лешу. Успокоить Анюту и Анну Сергеевну. Отомстить за Матвея Николаевича. Я должна! Ты понимаешь? Я должна!

— Ты думаешь, он говорит правду? Ты думаешь, их действительно перестанут преследовать, если ты убьешь всех главарей? Но ведь те, кто их преследует, — мелкая сошка…

— Если ослабить влияние цыган в Москве, если власть сконцентрируется в руках Алексея Ивановича — возможно… Если он станет во главе всего их нищенского бизнеса, он прикажет, чтобы Лешу оставили в покое. У меня тоже есть сомнения. Но я считаю, что надо сделать хоть что-то. И посмотреть, что будет.

Где-то вдалеке завыла сирена «скорой помощи». Залаяла собака. Дети вопили все громче и радостнее. Наверное, лупили кого-нибудь.

Мой привычный мир — он так близко… И так далеко! Почти недосягаем. Чтобы попасть туда, надо пройти сквозь огонь и кровь. И бросить кольцо в жерло Ородруина.

Оставшиеся часы мы сидели в молчании. Софья, как мне казалось, дремала, держа на коленях автомат. Какие тонкие у нее руки! Какие нежные! Даже странно видеть в этих руках — орудие убийства… Вдруг она распахнула глаза — широко-широко, как разбуженная средь бела дня сова.

— Едут…

У меня сердце рухнуло куда-то в желудок.

Я тоже услышал шорох шин по гравию.

В узкий проем между складами въезжали машины. Две — справа. Три — слева. Из них начали выходить люди. Я узнал Кривого. Казалось, он не держится на ногах. Из машины его буквально выгружали телохранитель и Юраш. В свободной руке у Юраша был черный дипломат.

Я завороженно наблюдал, как Кривого окружают. Его телохранитель выглядел испуганным. Юраш злобно сверкал глазами, похоже, он готов был драться за своего хозяина когтями и зубами, убивать, пока его самого не убьют.

И тут Софья начала стрелять.

Два первых выстрела прозвучали с таким маленьким промежутком, что люди внизу не успели отреагировать на первый, когда раздался второй… Двое упали. Оба — цыгане. Остальные рассыпались, прячась за машинами и вытаскивая оружие. Шарили глазами по сторонам, пытаясь определить источник выстрелов. Я видел, как телохранитель Кривого шарахнулся в сторону и присел у машины. Видел, как Кривой неловко сползает по стене. Мне показалось, она и его подстрелила… Юраш пытался прикрыть его своим худым, жилистым телом.

Следующими тремя выстрелами Софья пригвоздила к земле еще троих. Но остальные поняли уже, откуда стреляют. И принялись стрелять в ответ.

Пули влеплялись в кладку снаружи и влетали в окна… Свистели над моей головой… Ударяли в стены и осыпали меня розовой кирпичной пылью…

Я упал на пол и накрыл голову руками.

Я сжался в комочек, стараясь сделаться совсем-совсем маленьким и незаметным.

И я слышал, как время от времени сухо потрескивает автомат в руках Софьи.

Не знаю, сколько времени это продолжалось.

Вечность?..

На самом деле, наверное, всего несколько минут.