Книга Демон и Бродяга - Виталий Сертаков

Звон невидимых бубнов и рокот барабанов превратились в близкий камнепад. Ритм распался на несколько пересекающихся тем, то угасающих, то вновь всплывающих. Шаманы внешнего круга завертелись волчками, скинув халаты. Под халатами на них было столько блестящих оберегов, что в свете костров люди стали походить на маленькие рождественские елочки, лишенные корней. Шапки никто не снимал, женщины плюхнулись на ковер, стали перемещаться короткими прыжками на коленях, выстроившись в затылок друг другу.

Громко застонал Буба, но его стон тут же потонул в общей звуковой вакханалии. Орали мужики, привязанные к кольям, визжали женщины, Коваль различал в темноте их распахнутые рты и брызги слюны. Его самого трясло крупной дрожью.

Действо было в разгаре.

Мрак подступил вплотную к редкой цепочке босоногих слепцов, охраняющих коллективное буйство. Между их выставленными вперед кинжалами пробегали молнии, парни тряслись, на их бритых макушках дрожали капли пота, скатывались по лицам. Издалека казалось, будто каждый держит на себе огромный груз. Возможно, так оно и было, подумал президент, они держат весь наш мир, точнее – удерживают его от проникновения туда, в центр. Кому-то очень нужно, чтобы кусок смещенного мира вырвался на поверхность…

Похоже, те, кто прыгал и кружился на ковре, полностью потеряли чувство реальности. Их космы разметало в разные стороны, будто дул ураган, но урагана не было, не чувствовалось даже слабого ветра. Пейзаж за пределами круга стал плоским, безжизненным, степь сузилась до тонкой светлой полоски, небо надвинулось вплотную, ушей Артура больше не достигали иные звуки, кроме воя, выкриков и топота бесновавшихся шаманов.

Он устал ожидать, когда безумцы придут их убивать, устал надеяться на чудо спасения и намеревался уже усилием воли погрузить себя в сон, как вдруг внизу что-то произошло.

Пение прервалось, сменилось тишиной, а затем – одновременным победным воплем. Из расщелины в каменном своде могилы на канатах подняли что-то длинное, мягкое, похожее на сложенный парус.

Белое знамя.

В тишине стало слышно, как вскипает смола на стволах сосенок, попавших в опасную близость от костра.

Визгливый голос отдал приказание, четверо рабов, склонившись, стали бережно разворачивать белое полотнище. Еще до того, как их мокрые спины разогнулись, у Артура перед глазами словно щелкнули фотовспышкой.

Он вспомнил легенду об этой могиле.

Он догадался, для чего им нужны сердца.

27

БЕЛОЕ ЗНАМЯ

Первым сняли с кольев того самого долговязого парня с очковым синяком, превратившим его физиономию в мордочку испуганного лесного хорька. На него навалились вчетвером полуголые крепкие азиаты, лоснящиеся, будто натертые жиром. Чуть позже Артур убедился, что они действительно натерты жиром, а глаза их вынуты еще в детстве, так же, как у внешней стражи.

– Кузнец, оглох, что ли? Эй, так и будем подыхать?!

«А что я-то могу?» – хотел огрызнуться Артур. Такого острого чувства беспомощности он не испытывал очень давно. Пожалуй, пятнадцать лет, с того дня, когда Качальщики нагло выкрали его из каравана папы Рубенса и увезли в лес.

Увезли вместе с молоденькой Надей ван Гог и едва ли не насильно сделали мужем и женой…

Совершенно не ко времени президент представил жену и детей. И от нахлынувшего, теплого, болезненного, бесконечно далекого… его посетило горькое отчаяние.

Неужели это конец?

Неужели все закончится так бездарно и бессмысленно, под ножом вшивого дикаря, да еще в такой дали от дома, что никто не найдет тело? Неужели стоило биться за выход страны к океану, за победу над флотом Карамаза, за нерушимость границ и подохнуть только потому, что какой-то придурок из зеркала сочинил неразрешимую загадку? Разве не проще было принять предложение настоятелей в храме Девяти сердец и вернуться в собственную молодость, к молодой счастливой жене?..

Артуру казалось – он сейчас с радостью отдал бы ногу или руку за возможность мгновенно перенестись домой, к Наде. И гори они огнем, эти Малахитовые врата, эти турки и монголы и старец, с его абсолютно неясными перспективами…

Слепые палачи с ворчанием набросились на следующего пленника. Непонятно было, по какому признаку они выбирают жертву и как вообще ее находят. Разве что по запаху? Коваль не видел, кого они там схватили, сняли с кольев и потащили вниз, к яме.

Очевидно, степные шаманы для таких вот ответственных операций готовили особую когорту слепых бойцов. Вероятно, их отбирали у родителей-кочевников в раннем возрасте, ослепляли и учили только одному – беспрекословному подчинению. Коваль с восхищением следил за тем, как двигались слепцы. Замечательная в своей жестокости и предусмотрительности идея! Незрячий вряд ли выдаст место, которое никому нельзя показать, незрячий никогда не видел золота, его не пьянили переливы драгоценных камней и улыбки красоток. Его не надо убивать после того, как спрятаны и зарыты сокровища, его можно оставить рядом, творя любые безобразия, занимаясь развратом или, напротив, пытая невинных жертв. А если у слепых детишек развивать боевые навыки, развивать их способности к восприятию на слух и на ощупь, то результаты окажутся более чем интересные…

Парня потащили вниз, к белому знамени, и почти сразу вспыхнули еще два костра. Долговязый орал и брыкался, пока его не перевернули навзничь и не залили в рот густую коричневую жидкость, подозрительно похожую на смолу. Парень, видимо, обладал изрядной силой, ему удалось скинуть с себя двоих мучителей, но подбежали другие и одолели несчастного. Его уложили ничком, вывернули руки и прикрутили щиколотки к запястьям так туго, что тело человека выгнулось дугой.

На пленнике распороли рубаху, оголили грудь и бросили его в такой беспомощной позе подле костра. Откуда-то выскочила лохматая тетка, голая по пояс, вся разрисованная красной краской и облепленная пухом. Мотив шаманской песни тут же изменился, женщина затянула свою мелодию. Похоже, что она подражала кудахтанью курицы и крику петуха. Она размахивала чем-то мохнатым, пестрым, подпрыгивала, трясла обвисшей грудью. Когда блики костра упали на ее сморщенное, искаженное от крика лицо, стало видно, что в руках у нее обезглавленная курица, и кровь, выплескиваясь из горла птицы, оставляет на теле шаманки все новые разводы.

В басовитый хор мужчин нестройно вплелись несколько высоких женских голосов. Пели что-то вроде:

– Эййэ хылээ-де-ырр…

У Коваля появилось ощущение, будто в темечко загоняют гвоздь. Бесконечно повторяющийся на трех нотах заунывный мотив, обрывающийся на подъеме, хлопки и резкий звон бубнов и тошнотворно-сладкая вонь запретных трав, щедро высыпаемых в костры, сводили с ума.

– Кузнец, ты слышал? – наклонилась Варвара. Чтобы перекричать толпу завывающих фанатиков, ей приходилось изо всех сил напрягать голосовые связки. – Им нужно окропить знамя, Кузнец! Это могила Тэмучина, степняки бредят им! Отец мне говорил, что…