Книга Муравьиный лабиринт - Дмитрий Емец

Йозеф Эметс

В миг, когда нож коснулся ее шеи, Алиса почувствовала, что не хочет умирать. Ей всегда казалось, что хочет, все детство она рисовала трупы, могилки и гробики. Как-то рассерженная учительница отдала ее тетрадь психологу, женщине усталой и замученной составлением бесконечных видеопрезентаций о толерантности. Та долго разглядывала мертвецов с содранной кожей и висельников, пока наконец не обнаружила на одной из страниц тихую большеглазую девочку с бантиком.

– Вот это здоровое искусство! А что она делает? – спросила психологиня, содержа в голосе всяческое поощрение.

– Хоронит воду! Разве не видно? Вот у нее лопата и бутылка! – сказала Алиса.

Психологиня выпучила глаза.

– Вода не должна быть в заточении, – продолжала Алиса. – Она постоянно странствует: из океана – в тучу, из тучи – в дождь, из дождя в туман какой-нибудь или в растения. А эта девочка ее хоронит! Наливает в пустые бутылки и зарывает в землю, чтобы она сидела в бутылке и не квакала!

После этого ей дали направление в психиатрический диспансер, но, когда она туда явилась, ей сказали, чтобы уходила, а вместо себя прислала школьного психолога.

А вот теперь с ножом у горла Алиса вдруг обнаружила, что умирать не хочет. Шныры, ведьмари, двушка, лабиринт, берсерки какие-то с секирами – какой бред! Почему она, Алиса, обязана из-за этого подыхать?

– Отпустите меня! Я ухожу из ШНыра!

Алиса ожидала, что после этих слов ее сразу отпустят, но Мантухайчик только поудобнее перехватил нож.

– Ее зовут Цыпа. Она обожает перерезать горло. Ты поймешь, что тебе нечем дышать, и тебя охватит давящий ужас! Потом упадет давление, и – смерть, – шепотом сказал он.

Мелкие, нежные прыщики Алисы вспыхнули красными точками. Жетоны звякнули.

– А если отведу к закладке? – спросила она, безуспешно пытаясь отодвинуть нож пальцем.

– Тогда Цыпа тебя отпустит! – пообещал Мантухайчик.

Голос у него звучал очень честно, но Алиса, мудрая в своем страхе, заметила взгляд, которым Триш обменялся с Белдо. Видимо, у Цыпы была привычка отпускать своих пленников только кусками.

– Вот это правильно! Отведи нас к главной закладке, а потом уходи из ШНыра! Нечего тут делать, – сказал Триш.

Молчаливый человек в капюшоне нетерпеливо мотнул головой. Алиса уже разобралась, что главный тут именно он, а не Белдо, не человек с ножами и уж тем более не кукла Триша.

Сквозь зеленые стены Лабиринта они продирались по проходам, которые показывала Алиса. Мантухайчик цепко держал ее за плечо. Пальцы у него были сильные. Хотя он особенно не нажимал, Алиса безошибочно ощущала, что, если он захочет, легко сломает ей плечо. Ножа, прислоненного к шее, почти не чувствовала. Он больше не был холодным. Мантухайчик держал его плашмя. Нагрелся от постоянного контакта с кожей. Она сама его согрела. Если бы нож был яйцом, из него мог бы вылупиться птенец! Бррр! Какая чушь лезет в голову!

– Пусть отойдет! Он мне загораживает! – сказала Алиса, кивая на Триша.

– Это она тебе сказала! – сказал Триш кукле.

– Нет, тебе! – возразила кукла.

– Отойди! – глухо сказал человек в капюшоне. Триш перестал препираться сам с собой и юркнул в сторону.

Алиса ткнулась в живую изгородь, остановилась, задумалась. Вгляделась в усики вьюна, в желтоватую чешую на ветках самшита, сорвала и укусила виноградную ягоду. Лабиринт что-то подсказывал ей, но что?

– Она что, просто поесть хотела? – возмутилась кукла.

– Нам назад! Прямо прохода нет! – внезапно сказала Алиса.

– Врешь! Зачем идти назад, чтобы попасть вперед? – возмутился Мантухайчик.

Нож прыгнул в его руке, на мгновение тесно прижавшись к шее. Муравейник был уже совсем рядом. Всего три-четыре зеленых стены отделяли их от цели. Мантухайчик чувствовал, что легко может добросить до него Лиону или Шип.

– Нам назад! – упрямо повторила Алиса.

– Почему? – ласково спросил Дионисий Тигранович.

– Не хочу морщить мозг! Назад и все! – отрезала она.

Человек в капюшоне подошел к ней и, пальцем потрогав смертные жетоны, звякнул ими. Когда поднимал голову, Алиса увидела его глаза.

– Я ей верю! – сказал он, и все вернулись на один виток назад.

Протиснулись сквозь одну стену, сквозь другую и долго шли по кругу. Алиса все всматривалась и никак не могла понять. Расположение веток, листьев, виноградных побегов, цветы на шиповнике – все говорило ей о чем-то, но о чем? Этого она не понимала и начинала тревожиться, а Мантухайчик – психовать. В какой-то момент он перестал контролировать нож, и Цыпа оцарапала Алисе шею. Выступила кровь. Мантухайчик слизнул ее с клинка.

Она поняла, что от этого толстого с ножами надо срочно избавляться. Вот только как? Идеальным вариантом было бы, конечно, послать его к школьной психологине. И этого с куклой на руке тоже. Дала бы им направление в психдиспансер! Алиса ощутила запоздалый страх. Человек боится не тогда, когда должен, а когда у него появляется для этого время.

– Если мы пойдем сюда, окажемся там! А если вперед, то у центра нас все равно вернет… Надо искать дальше! – сказала она человеку в капюшоне.

– Так ищи! – голос у него звенел от нетерпения, а глаза не отрывались от муравейника, выбрасывающего спирали радуг и пуржившего бабочками.

Алиса продолжила поиски. Мантухайчик ужасно мешался. Каждое движение приходилось согласовывать с этой мнительной тушей. Дионисий Тигранович ходил за ней и печально жевал желтые цветочки, сдувая с них муравьев. Личико у него было несчастное. На лобике хотелось маркером написать девиз: «Я не хотел рождаться в этот противный мир, где любят не только меня!»

Думая о Мантухайчике, который непременно ее зарежет, едва они пробьются к центру, Алиса всматривалась в живую изгородь. Ей требовался проход, но особенный. Изгородь шептала ей что-то россыпью ягод и цветов. На сжимавшую нож руку уже дважды садилась бабочка. Он пытался раздавить ее, но та ускользала.

Алиса увидела его толстые, похожие на обрубки пальцы и внезапно испытала сильный гнев. Она вспомнила, что на войне многих людей, когда ведут на казнь, заставляют рыть себе могилы. И они роют. А зачем? Ведь должны же понимать, что в эти ямы не репку сажать будут. Что же их заставляет? Бараний страх? Или желание прожить на свете несколько лишних минут? Почему они не попытаются опустить лопату на голову того, кто заставляет копать? Чтобы пуля убила мгновенно, надо хорошо прицелиться. Опускающаяся же на голову лопата редко дает такую возможность…

«Одним им к закладке не пробиться! – неожиданно подумала Алиса. – Умру – застрянут тут! А эти, в ШНыре которые… пусть меня помнят!»

Эта мысль доставила ей горькое удовольствие. Смутно представился памятник где-то рядом с Митяем Желтоглазым. Или много мемориальных досок: «На этой кровати спала… на этом стуле сидела…» и так далее. Ну или на худой конец куртка, одетая на деревянный манекен.