Книга Опрокинутый купол - Николай Буянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стук повторился. Юноша подошел к воротам, глянул в щель, на всякий случай попутно посмотрев, рядом ли собаки: мало ли лихих людей шастает по окрестностям. Псы подскочили, но без злобной настороженности: наверное, нечаянный гость был им знаком. Ольгесу он тоже не внушал опасения: бедный зачуханный старичок без возраста, одетый в латаную-перелатаную холщовую рубаху ниже колен, обвислые штаны и опорки, для верности перевязанные у щиколоток пеньковой веревкой. За плечами старика висела тощая котомка – видно, дорога была не близкой.
– Здоровья тебе, внучек, – сказал гость. – Дома ли Патраш?
– Дома, – буркнул Ольгес, колеблясь: пускать или не пускать? Уж больно неказистый вид имел путник. Однако уважение перед почтенным возрастом взяло верх: юноша посторонился, пропуская старика во двор.
Скоро в дверях кудо появился сам Патраш с маленькой девочкой на руках. Девочка внимательно разглядывала гостя, засунув в рот грязный палец.
– У тебя дело ко мне? – спросил колдун. Старичок поклонился и нерешительно переступил с ноги на ногу.
– Большая беда у меня, господин. Племянника моего, Зивку Щелкана, помял медведь на охоте. Помоги, он ведь единственный кормилец мне…
– Далеко отсюда?
– Верст пять будет, – засуетился гость. – Он третий день как лежит в охотничьей избушке, что в Козьей пади. Лошаденка моя еще весной пала, так я пешком… Ты уж поспешай, господин, сделай милость!
Патраш обернулся к Ольгесу и буркнул:
– Со мной поедешь. Посмотрим, на что ты годишься, не все же тебе хлеб даром переводить.
Путь и впрямь оказался недалек. Старика на смирном верховом лосе пустили вперед, показывать дорогу, сами ехали на лошадях чуть позади. Патраш сидел в. седле расслабленно и, казалось, дремал. Ольгес сторожко поглядывал по сторонам: Йаланд приучил к настороженности, а также к тому, что оружие всегда должно быть под рукой: охотничий нож в берестяных ножнах и тул с луком и десятком стрел – за спиной.
К Козьей пади подъехали к полудню. Надо думать, какой-нибудь охотник в давние времена забрел сюда, к крохотному лесному озерцу, и увидел множество диких коз, прибежавших на водопой. Возвратился домой с богатой добычей, а здесь, в стороне от звериной тропы, поставил заимку. Тот охотник, должно быть, успел состариться и отойти в лучший мир, а почерневшая избушка, время от времени подновляемая, все так же торчала посреди вырубки, глядясь единственным оконцем в зеленую озерную гладь.
В избушке, прямо на полу, укрытый шерстяным одеялом, лежал человек. Ольгес робко подошел к нему, дотронулся до рваной раны на груди, оставленной медвежьими когтями. И сразу почувствовал зловонный жар, исходивший от нездорового тела. Огневица. Страшная болезнь. Чертов старик едва не опоздал: еще бы чуть-чуть, и утащил злой дух Анамез душу охотника в свое подземное царство.
Решимость сразу улетучилась. Ольгесу ни разу не приходилось лечить такие раны. Он растерянно оглянулся на Патраша, ища поддержки, но тот, казалось, и не замечал вовсе. Так учат плавать: выгребают на лодке на середину реки и бросают в воду – вопящего, захлебывающегося, леденеющего от ужаса… И коль ужас отступит перед яростной жаждой жизни – хорошо, а нет… Стало быть, не судьба.
– Помоги, господин, – –плакал несчастный старик. – Помрет племянник – и я вслед за ним, куда же мне одному-то!
– Да что я, – равнодушно ответил Патраш и кивнул на Ольгеса. – Вон пусть он помогает.
Делать было нечего. Юноша закрыл глаза, собрался, осторожно положил ладони на изуродованное молодое тело, ощущая, как жизнь уходит оттуда по капле. Дыхание было едва слышным, неровным, прерывистым… Странные невидимые существа вились вокруг: красивые и уродливые, злые и добрые. И ни те ни другие не могли взять верх.
– Как дерево к огню, – беззвучно шептали губы, – как зерно к земле, как солнце к небу-так мать Агне, богиня Жизни, – к душе скорбящей и в тело скорбящее… Как туман на рассвете, как тени в полдень – так утянут боль матери-богини Земли и Воды, Ведява и Модява…
Пальцы постепенно теряли чувствительность, а за ними – руки, спина, все тело. Дух Ольгеса витал где-то далеко, и он не замечал, как дыхание человека под одеялом выравнивалось, а бескровные щеки понемногу розовели…
– Что скажешь, Малх? – с почтением спросил Патраш.
Тот взял пучок травы, перевязанный магическим узлом, и долго вертел в пальцах, прежде чем бросить в очаг.
– Мальчишка, конечно, несмышленыш – сам не понимает своей силы. Будь с ним осторожен.
– И я получу то, что желаю? Секрет бессмертия?
Слишком много было написано на лице собеседника – так много, что Малх не выдержал и рассмеялся.
– А ты уверен, что я им владею?
– Не дразни меня! – выкрикнул Патраш, едва справляясь с собой. И добавил, успокаиваясь: – Много зим назад, когда я был таким же, как сейчас этот мальчишка, я стал твоим учеником. С той поры ты нисколько не изменился… А мои силы тают с каждым днем. Так что ты раскроешь мне секрет, Малх, ты ведь больше всего на свете хочешь завладеть Шаром. А Ольгес – ключ к нему… Кстати, откуда ты взял своего «племянника»? Его и вправду задрал медведь?
– А ты никак разучился читать следы когтей? – усмехнулся Малх. – И вправду медведь, и вправду племянник… Только не мой. Но это не так важно.
Он посмотрел в сторону избушки, где за закрытой дверью Ольгес творил свое колдовство… Неудачливому охотнику ныне редкостно повезло, потому что Малху нужно было увидеть сына Йаланда Вепря собственными глазами и оценить его способности. Раньше Малх сомневался, теперь же знал точно: мальчишка подходит для его целей. Он сумеет найти доступ к Шару, спрятанному в тайных подземельях города Житнева. И Шар примет его. А дальше… Дальше все просто.
Говорят, будто во времена стародавние, там, где позже встал Новгород Великий, жил знатный мерянин по прозвищу Сокол. Женился он на семнадцати женах, и они родили ему семьдесят сыновей. Там же, в небольшом кудо на берегу Оки, обитал отшельником. чародей по имени Дятел. И однажды Сокол спросил своего друга о судьбе своих сыновей. Тот ответил: «Если будут потомки твои жить в согласии, никто их не победит, а поссорятся меж собою – и будут покорены русскими». Умер Дятел в глубокой старости, и похоронили его в Ожском устье, назвав то место Дятловыми горами.
Много ли, мало ли времени прошло – настал черед умирать старому Соколу. Созвал он сыновей, передал им то, что услышал когда-то от мерянского ведуна. И тоже завещал детям мир и согласие. Сыновья поклялись помнить отцовский завет. Однако… Обещать – легко, сдержать слово – намного труднее. Слишком много противоречий и взаимных обид грызло братьев, а потом – и их сыновей, и внуков с правнуками. Инязоры Кадом, Обран и Пуреш – потомки Сокола – делили и не могли поделить земли Дальнего Заволочья и Селигерский путь, что открывал доступ к Шексне и Волге, далее – до самого Великого моря. И началась среди мерянских племен вражда на многие поколения, которая не прекратилась и тогда, когда под стенами их крепостей встали русские дружины. Ни один из князей не вспомнил о завещании Сокола. Да и поздно было вспоминать. Свершилось то, о чем предупреждал Дятел.