Книга Клинки надежды - Алексей Волков

– Так. Похоже, я уже не командир.

Знакомый с Аргамаковым еще с японской, Георгий знал о том, что тот всегда появлялся на самых опасных участках, словно без него ни у кого ничего не получится.

Кое-какие основания для подобного поведения были. В присутствии Аргамакова солдаты всегда обретали уверенность в конечной победе, и даже самый большой перевес врага переставал играть заметную роль в рисунке боя.

Не из-за этой ли веры в командира часть солдат привычно устремилась за полковником даже тогда, когда все рухнуло и даже бывалые офицеры предрекали полный провал похода?

– Ваше дело – руководить завтрашним боем. Со своей задачей я справлюсь самостоятельно. Или вы мне перестали доверять?

Глаза уже привыкли к лунному свету, и Георгий мог без труда видеть спокойное лицо полковника.

– Что вы, Георгий Юрьевич? Разумеется, доверяю. Иначе я бы не поручил вам этого дела. Но в данный момент я пытаюсь понять, что же произошло у противника. Вдруг это сможет как-то повлиять на завтрашнюю операцию?

Орловский промолчал в ответ.

Он уже убедился, что действительность в последнее время далеко обгоняет самые смелые и абсурдные предположения. Оставалось лишь следовать каждому новому обстоятельству, ничему не удивляясь и ничего не страшась.

Впрочем, точно так же действовал и Аргамаков.

– Так. Ладно. Раз уж ты так настаиваешь… – Переход на «ты» означал, что разговор перестал быть сугубо официальным.

– Настаиваю, Саша. Извини, понять мы все равно ничего не поймем. А там ты сейчас нужнее.

– Наверное, ты прав. – Аргамаков не стал говорить, что каждый раз, давая подчиненным особо трудное или рискованное задание, втайне мучается, переживает за тех, кого, возможно, послал на смерть.

Нарочито медленно, чтобы, не дай бог, никто не подумал о трусости начальства, он дошел до автомобиля.

– А ведь светает.

Небо на востоке на самом деле уже заметно изменило свой цвет. Что ж, эти ночи из самых коротких.

– Так. Кавалерию я у тебя забираю. – Аргамаков вздохнул. – Рановато все-таки матрос подошел. Пополнение еще очень сырое. Поэтому самое главное – береги людей. Они у нас все на вес золота. Удачи!

– И вам тоже, – насколько понимал Орловский, Аргамаков обязательно поведет людей сам. И отговаривать его от этого бесполезно.

– Да ты сам понимаешь, какая в тебе скрывается сила? – Янкель уже полностью отошел от недавнего страха и сейчас благоговейно вился вокруг матроса. – С такой нам сам черт не страшен, а не то что какие-то жалкие офицеры! Ты же всем миром править можешь! Кто будет возникать – один взмах руки, и готово! Где эта улица, где этот дом?

Григорий только кивал после каждого предложения.

Амбал был ошарашен. Он многое видел за последнее время, успел привыкнуть к сверхъестественным способностям атамана, к смерти людей от одного сурового взгляда, к торопливо сносимому в общую кучу собственному добру, ко всеобщему страху, поражающему обывателей при появлении батьки. Но чтобы так!..

Случившееся никак не помещалось в сознании, и приходилось вновь смотреть в ту сторону, где еще недавно лежало цветущее село, а теперь лишь груды бревен, частично обгоревших, и поваленные деревья напоминали о людском поселении.

В блеклом свете нарождающегося утра сиротливо темнели трубы. Там, подальше от станции, потому что вблизи не уцелели и они. Да еще возвышалась покосившаяся церковная колокольня. Без креста и без колокола, навеки умолкшая, памятник былой веры.

– Ты помнишь, как это сделал? Еще сможешь? – не отставал от Горобца Яшка.

– Не помню. – Матрос слабо мотнул головой.

Его обычно суровое лицо было каким-то размякшим, смертельно усталым, и та же усталость сквозила во всем крепком теле.

– Ты должен вспомнить, Федя!

Горобец слабо улыбнулся в ответ.

Он действительно почти ничего не помнил о случившемся.

Внезапный налет, отчаянные крики, хищные силуэты, ворвавшиеся на перрон… А дальше – всепоглощающий гнев, злость, жажда уничтожения… Затем наступал полный провал. Что там было, как, почему – черт его знает!

Лишь ощущение, что куда-то пропали все силы. Ни рук, ни ног, в голове пустота…

– Федя, подумай! Осознай свой талант! Это ж захочешь, не вообразишь! Полминуты, и всех дел! Только прошу тебя, будь в следующий раз осторожнее! Заодно с оборотнями наших столько полегло… Жуть!

От оставшегося в Рябцеве полка уцелела от силы треть. Кого-то загрызла стая, кого-то смело… Чем же их смело?

Горобец был глубоко равнодушен к чужим жизням. Свои ли, чужие, подумаешь! Разве что в Починок придется наведаться пораньше, поднять местных мужиков на борьбу.

Даже этого не хотелось. Не было сил. Может, ну его ко всем чертям и матерям? Просто подтянуть сюда находящихся там своих людей, а местных оставить сторожить имущество. Сил для такого внушения понадобится не в пример меньше.

– Да мы им, Федор!..

И чего он так пристает?

Горобец попытался подняться. Ноги не слушались. Хорошо хоть, Григорий понял, поддержал под руку.

– Спать. Я спать пойду, – пробормотал Горобец.

Восторженный Янкель хотел что-то сказать, однако пригляделся к матросу и прикусил язык.

Атаман был бледен, веки то и дело наползали на глаза, норовили прикрыть их. Но больше всего Яшку поразили пальцы. Короткие и цепкие, они сейчас дрожали крупной дрожью, чего на памяти идейного помощника не случалось даже после самого большого перепоя.

– А как же Смоленск? – все-таки вырвалось из самой души.

– Сами. Начинайте сами. А я спать. Спать, – пробормотал Горобец.

Григорий помог атаману подняться в вагон, довел до дивана и даже заботливо укрыл одеялом.

– Сами. Начинайте сами. Я потом встану и помогу, – едва слышно повторил матрос и сразу уснул.

Постепенно рассвело. Утро выдалось на редкость тихим, лишь пересвистывались неугомонные птахи. Их пение только подчеркивало тишину, и эта тишина уже ощутимо давила на нервы. Нет ничего хуже, чем ждать начала боя. Вроде бы хочется отдалить неизбежное, и в то же время нет сил терпеть. Когда же? Сколько можно находиться в напряжении?

Потом, после первого выстрела, уже легче. Становится не до каких-то мелочей, все внимание поглощает происходящее, и приходит своего рода очумелость, притупление многих чувств, вплоть до страха, а не то что какого-то волнения.

– Что-то уж очень долго спят. – Петров, похоже, нервничал и то и дело принимался протирать пенсне.

– Завидуете? – Георгий с наслаждением сам прилег бы на часок, раз уж нельзя побольше.

– Чему? – не понял штабс-капитан, и лишь затем запоздало спохватился: – Нет. По мне, так сначала закончить дело, а там уже с чувством и толком…