Книга Великая и ужасная красота - Либба Брэй

— Фелисити… — начинаю я, потому что Фелисити чем-то меня пугает — именно Фелисити, а не та история, которую она начала рассказывать.

— Вы ведь хотели что-нибудь послушать, вот я и предлагаю вам послушать.

Молния ударяет прямо перед входом в пещеру, облив половину лица Фелисити белым светом, а другую половину оставив в тени.

— Постепенно, день за днем, эти девушки нашли друг друга. И стали грешить. Вы знаете, что это был за грех? Никто не знает? Пиппа? Энн?

— Фелисити… — В голосе Пиппы слышится тревога. — Лучше нам вернуться в школу и выпить по чашечке чая. Здесь уж очень холодно.

Фелисити повышает голос, и он, заполняя пространство между нами, звучит как удары колокола.

— Их грех состоял в том, что они верили. Верили, что могут быть другими. Особенными. Они верили, что могут изменить себя — избавиться от порчи, от нехватки любви. Перестанут быть ненужными вещами. Они думали, что могут стать живыми, любимыми, нужными кому-то. Необходимыми. Но все это было неправдой. Это история о призраках, помните? Трагедия.

Снова сверкает молния, и сразу за ней вторая, третья, и в их свете я вижу лицо Фелисити, мокрое от слез, с распухшим носом.

— Но все это было чистым заблуждением. Их собственные глупые надежды предали их. Для них ничто не могло измениться, потому что на самом деле они не были особенными. И потому жизнь подхватила их и потащила, куда хотела, и они покорно шли, понимаете? И стали угасать в собственных глазах, пока не превратились в обычные живые привидения, и они преследовали друг друга, напоминая, кем они могли бы стать. Кем они не смогли стать.

Голос Фелисити становится высоким, горестным.

— Вот так-то. Разве это не самая ужасная история из всех, какие вы слышали?

Дождь неустанно колотит по земле, и его шум сливается со сдавленными рыданиями Фелисити. Энн прекращает наконец терзать свои руки. И сквозь пламя свечи пристально смотрит на стену пещеры, где видит собственное будущее, не обещающее ей ничего. Пиппа так яростно вертит обручальное кольцо — я пугаюсь, что она может оторвать палец.

Может быть, это непрерывный ливень свел нас с ума. Может быть, виноваты мысли о том, что прелестная Пиппа вынуждена выйти замуж за человека, которого она не любила, и который не любил ее, а просто хотел ею завладеть. Может быть, виновато воображение Энн, которой пришлось бы забыть о своем голосе и служить напыщенным аристократам и их ненавистным детям. А может быть, причиной всего стала Фелисити, изо всех сил старавшаяся сдержать слезы. Или в том, что каждое ее слово было правдой.

Впрочем, какова бы ни была причина, я стала думать о том, чтобы принести с собой в наш мир магию сфер. Я думала о матерях, которые приехали сегодня навестить девушек, и об их пустых жизнях. Думала о собственной матушке, о ее предостережении, о том, что она не раз повторяла: я не готова воспользоваться всей своей силой.

Но я готова, матушка, думала я. Готова.

Снаружи раздался новый раскат грома, прозвучавший как предупреждение и как молитва. Вокруг меня в полутьме танцевали вырезанные в камне изображения женщин, ушедших еще до нашего рождения. И они настойчиво шептали мне одно и то же слово.

Поверь.

Я вижу, как поблескивает нежеланное кольцо Пиппы. Слышу затрудненное дыхание Энн. Чувствую, как отчаяние встречается в тишине с непрошенными желаниями.

Должно же быть нечто лучшее, чем все это…

Я решаюсь наконец заговорить, и мой голос достигает невидимого потолка пещеры, вспугнув какую-то птицу.

— Но ведь есть же способ изменить все…

ГЛАВА 28

— Ты уверена, что знаешь, как пользоваться этими рунами? — спрашивает Энн, когда мы усаживаемся в круг и ставим свечи в середину.

— Конечно, она знает! И не пытайся ее напугать! — огрызается Пиппа. — Ты ведь знаешь, Джемма, правда?

— Нет. Но Мэри и Сара сделали это. Это не может быть слишком трудно. Матушка говорила, что я должна просто положить ладони на руны, и… и потом…

А что потом? Потом магия войдет в меня. Этого знания слишком мало, чтобы браться за дело.

Фелисити сидит рядом со мной. Плакать она уже перестала.

— Мы просто попробуем и посмотрим, что получится. Это нечто вроде пробного забега, — говорю я, словно пытаясь сама себя убедить.

Мы входим в сферы через нашу дверь света и как можно быстрее направляемся к серебряной арке в живой изгороди. И вот перед нами руны, высокие, величественные. Они — стражи, охраняющие тайны небес.

— Я никого вокруг не вижу, — выдыхает Фелисити.

— Думаю, и нас тоже никто не видит, — говорит Пиппа.

«Обещай мне, что не вынесешь эту магию из сфер, Джемма…»

И я обещала. Но все равно я не могу бросить своих подруг и позволить им прожить пустую жизнь.

«Прошло очень много времени с тех пор, как использовали здешнюю магию. И поэтому неизвестно, что может случиться».

Но это ведь совсем не означает, что обязательно случится что-то ужасное. Возможно, матушка тревожится совершенно напрасно. Мы будем очень, очень осторожны. И ничто не сможет проникнуть сюда извне.

В этот момент рядом с нами внезапно появляется охотница.

— Что это вы здесь делаете?

Пиппа взвизгивает от неожиданности.

— Ничего, — слишком быстро отвечаю я.

Она некоторое время молчит, внимательно глядя на нас.

— Мы сегодня будем охотиться? — спрашивает она наконец, обращаясь к Фелисити.

— Нет, не сегодня, — отвечает Фелисити. — Завтра.

— Завтра, — повторяет охотница.

Она поворачивается и идет к серебряной арке, лишь раз с любопытством и удивлением оглянувшись на нас. А потом исчезает.

— Похоже, мы были на волосок от провала, — бормочет Энн, шумно выдыхая.

— Да. Думаю, лучше действовать побыстрее, — говорю я.

— А как ты полагаешь, что с нами случится?

В голосе Пиппы звучит неприкрытое опасение.

— Мы только одним способом можем это узнать, — отвечаю я, подходя ближе к рунам.

Я ощущаю, как их энергия зовет, притягивает меня. Я прикоснусь к ним только на секунду-другую, не больше. Что может случиться за столь короткий промежуток времени?

Девушки кладут руки мне на плечи. Мы соединяемся в цепь, вроде тех новомодных аппаратов, что порождают электрический свет. Я медленно прижимаю ладони к теплой поверхности хрустальных столбов. Они загудели от моего прикосновения. Гул переходит в дрожь. В рунах куда больше энергии, чем я могла вообразить. Они начинают светиться, сначала едва заметно, потом ярче, свет быстро выплескивается из них и превращается во вращающуюся колонну, которая обходит меня, проходит сквозь меня… Я на мгновение всем телом ощущаю своих подруг — быстрое биение крови в их венах как будто проникает в меня. Наши сердца колотятся в унисон, и этот звук похож на топот копыт коней, несущихся по белым от снега зимним просторам, это ритм надежды, бьющейся в нас. Бешеный поток громких мыслей проносится сквозь меня. Разные голоса, разные языки оглушают, сливаясь в единый пульсирующий шум. Все это происходит слишком быстро. Я ничего не могу понять. И чувствую, что меня вот-вот разорвет в клочки. Мне нужно оторвать ладони от рун, но я не могу.