Книга Наши нравы - Константин Михайлович Станюкович

сказал Никольскому:

— Знаете ли, о чем я вас еще попрошу? Вы и не ждете!

— Ну?

— Исполните мою просьбу… только, пожалуйста, исполните. Ужасно мне хочется видеть мою жену… Я вас прошу, если можно… на пять минут… Быть может, в последний раз…

— Я сейчас поеду… Сию минуту…

— Мне надо ей сказать… Смотрите же, привезите…

Никольский тотчас же поехал к Валентине.

У Валентины были гости: два молодых офицера, камер-юнкер и юный, совсем юный, румяный, круглый, добродушный господин, единственный наследник известного петербургского миллионера. Юноша молча пожирал влюбленными глазами очаровательную хозяйку, вздрагивая и краснея, когда Валентина дарила его ласковым взглядом.

У «прелестной малютки» собралась веселая компания влюбленных молодых поклонников, наперерыв друг перед другом старавшихся заслужить благосклонность хорошенькой женщины. После процесса она получила всеобщую пикантную известность. Сделаться счастливым любовником Валентины казалось особенною честью. Об этом заговорят все, завидуя счастливцу, пленившему сердце маленькой очаровательницы. Из-за такой чести стоило бросить к ее ногам состояние или по крайней мере не жалеть векселей.

Все знали, что Валентина пока свободна, прогнавши к черту Леонтьева. Надо было воспользоваться случаем; такая женщина не может долго оставаться свободной. Уже ходили слухи, что Хрисашка делал ей выгодные предложения…

Камер-юнкер закладывал свои последние земли, — это недаром. Однако Валентина никому не отдавала предпочтения. Никто не мог назвать имени ее любовника. Она принимала к себе всех своих поклонников, поровну между ними делила свое внимание и, казалось, всем подавала очаровательную надежду, позволяя наедине пожимать маленькую ручку или срывать с ее уст холодный, мирный поцелуй. Все находили такой случай, только один круглый, румяный юноша не осмеливался. Он целые дни сидел у «прелестной малютки», молча пожирал ее глазами и робел, вздрагивая всем телом при одном прикосновении к маленькой ручке. Валентина смеялась, заставляла юнца привозить ей конфекты, держала его при себе на посылках, и на его застенчивые признания в горячей любви, шутя, просила подождать ответа.

Только что кончили пить чай. Вся компания шумно и весело встала из-за стола и двинулась в маленькую гостиную.

Валентина, по обыкновению, улеглась на диван и велела юнцу помешать уголья в камине. Она была в капоте, изящная, свежая и веселая. От нее шло какое-то раздражающее благоухание. Распущенные волосы, перехваченные голубой лентой, моложавили это хорошенькое личико. Свернувшись на диване, Валентина казалась совсем наивным, прелестным ребенком, грациозной кошечкой, от которой веет мягкой теплотой. Она весело смеялась, открывая белые зубки, когда молодежь рассказывала смешные вещи, и так резво играла носком крохотной туфельки под самым носом юного наследника, не спускавшего влажных глаз с прозрачного чулка, сквозь который сквозила розовая ножка, — что юноша не выдержал и порывисто пересел на другое место. Все засмеялись.

— Куда же вы? — невинно спросила Валентина. Но юноша молчал.

— Оставьте его, Валентина Николаевна, а то он заплачет! — проговорил кто-то.

И в самом деле, из больших, голубых глаз кругленького, выхоленного юноши готовы были брызгнуть слезы.

Валентина спрятала ножки и подозвала юношу к себе.

— Вы что? — шепнула она на ухо. — Гадкий! Так-то вы любите меня и исполняете свое слово? Ну, садитесь на свое место, но смотрите, сидеть смирно.

Через несколько минут Валентина попросила одного из офицеров спеть. Офицер вышел в соседнюю комнату и запел приятным тенором шансонетку. Звуки песенки оживили всех. Все вышли и стали подтягивать. Один юноша сидел молча на низеньком стуле у ног Валентины, точно наказанный. Опять розовая ножка мелькнула в его глазах.

Он воспользовался мгновением, когда на него не обращали внимания, и припал к ней сочными, свежими губами.

Валентина не мешала юноше и тихонько трепала его за ухо, приподнявшись с дивана. Он стал целовать ее руку и шепнул:

— Я вас так люблю. Когда же ответ?

— На днях. Надейтесь! — шепнула она, отводя руку.

Какое-то блаженство разлилось по добродушному юному лицу влюбленного. Оно сияло восторгом.

— Я душу готов положить за вас! — как-то восторженно произнес он.

— Верю, верю! Пойдемте в залу, а то нас увидят.

Валентина поднялась и хотела было идти, как в комнату вошла Паша и знаком позвала Валентину.

— Ну, ступайте, ступайте. Я сейчас приду.

— Сейчас?

— Сейчас! — расхохоталась малютка в ответ на этот страстный и ревнивый вопрос.

— Что такое случилось, Паша? Евгений Николаевич приехал?

— Брат его!

— Брат? Какой брат? — испуганно спросила Валентина.

— Разве забыли? Петр Николаевич, баринов знакомый, лохматый такой…

Валентина вспомнила и еще более смутилась.

— Что ему нужно? Я с ним незнакома! Зачем его впустили?

— Тимофей отказывал ему, но он просит вас видеть. Говорит, по очень важному делу.

— Какие дела? У меня с ним никаких дел нет! Это, верно, Трамбецкий его подослал? Отказать ему! Пусть Тимофей скажет, что я не желаю его принять!

— Очень просит он, Валентина Николаевна… Вошел такой расстроенный… Одну минуту, говорит…

— Пусть объяснит по крайней мере, что ему нужно.

— Лично, говорит, объясню.

— Я, ей-богу, не знаю, Паша… Этот господин мне так не нравится… Я боюсь принять его.

— Чего вам бояться, Валентина Николаевна? Примите-ка лучше.

— Принять?

— Конечно, примите. Беды никакой не будет, а не хотите, чтоб он гостей видел, я проведу его прямо сюда… Может быть, и в самом деле что-нибудь нужное…

— Ну, хорошо… Приведите его сюда!

Петра Николаевича провели коридором. Никольский слышал веселые голоса, пение, взрывы смеха и еще более пожалел умирающего неудачника. Он вошел к Валентине, поклонился и проговорил:

— Извините, что так поздно. Я приехал к вам с просьбой от умирающего… Вашему мужу жить несколько часов…

Валентина вздрогнула.

— Он просит вас немедленно приехать к нему. Он хочет проститься… Вы ведь не откажете в такой безделице?!.. Нет? Он так надеется…

— Боже мой… Вы так поразили меня… Но к чему ехать?.. И бедному мужу и мне будет тяжело свидание, — проговорила «малютка», отирая навернувшиеся слезы.

— Послушайте, Валентина Николаевна. С вашей стороны будет жестоко отказать умирающему… Прошу вас, поедемте…

Никольский не просил, а умолял. Валентина колебалась.

— Ведь вы поедете?

— Извольте, я приеду.

— Надо сейчас ехать, сию минуту.

— По крайней мере я велю заложить экипаж.

— Нас ждет извозчик. Велите экипажу приехать за вами.

— Вы так просите… — попробовала улыбнуться своей милой улыбкой Валентина, — что я сию минуту к вашим услугам.

Через десять минут Никольский с Валентиной ехали на Петербургскую сторону. Паша объявила гостям, что барыня уехала к умирающему мужу. Все восхищались добротой этого ангела.

— Ну, что? — шепотом спросил Никольский, вводя Валентину в комнаты.

— Плох… Он дожидается вас! — заметила Прасковья Ивановна, обращаясь к Валентине.

«Прелестную» малютку оставили в зале, а Никольский пошел к Трамбецкому.

— Не приехала? — прошептал больной.

— Сейчас… сию минуту она