Книга Тайга шумит - Борис Петрович Ярочкин

дома.

В комнатах было темно.

«Спит, — с сожалением подумал Заневский. — Устала, наверно, на работе. Утром обязательно поговорю с ней. Извинюсь. Она поймет меня».

26

До конца рабочего дня оставалось около часа.

«Пойду домой, — решил Заневский, прижимая ладонь к щеке: у него разболелся зуб. — За полчаса буду в поселке и успею в амбулаторию».

Он взял в конторке лыжи нормировщика и пошел напрямик через лес. Сперва шагал медленно, пробираясь между валежником и буреломом, потом наткнулся на чью-то старую, запорошенную снегом лыжню и заскользил по ней.

Зубная боль усиливалась. Теперь ныла вся правая сторона нижней челюсти, кололо ухо. Время от времени ноющая боль сменялась резкой, словно кто-то нарочно дергал нерв. В такие минуты Заневский останавливался и, прижимая к щеке обе ладони, изо всех сил стискивал челюсти. Так было легче.

«Вот наказание, — скрипел он зубами. — Говорят, когда куришь помогает… Надо попробовать».

Остановился. Свернул кое-как толстую цигарку, закурил. Не передохнув, сразу же глотнул дыма и закашлялся.

На мохнатой ели, с загнутыми, как крыши китайских фанз, концами веток, что-то мелькнуло. Заневский поднял голову. Распушив хвост, сидела белка и, сверкая бусинками глаз, с любопытством поглядывала на него.

«Телеутка — сразу определил Заневский породу белки и скривился от нового приступа боли. — Брехня, — рассердился он и швырнул цигарку в сторону, — не помогает!»

То ли белке надоело сидеть и смотреть на него, то ли испугалась резкого движения его руки, только коротко щелкнув, она метнулась на ветку кедра и выронила еловую шишку. Заневский хотел было идти, но, проследив куда упала шишка, остановился, как вкопанный. Перед ним было «чело» — отверстие в снегу, через которое дышит лежащий в берлоге медведь. Заневский забыл даже о зубной боли.

«Берлога… Вот это находка, черт возьми!» — и, очнувшись, отошел потихоньку назад. Проложил вокруг берлоги лыжню, чтобы легче было ее найти потом, и заспешил домой.

Он почти бежал. Боли уже не чувствовал. Думал только об одном: скорее придти домой, взять ружье и — к берлоге.

Он не видел, как люди провожают его недоумевающими взглядами, не замечал съехавшей на затылок ушанки и ручейков пота на лбу и лице.

Вбежав в дом, он также бегом заскочил в свою комнату, схватил двустволку, патронташ, охотничий нож, стал искать топор. Но тот не попадался на глаза. Заневский перерыл все в кладовой, на кухне, в коридоре. Любовь Петровна с удивлением наблюдала за ним, потом вмешалась:

— Ты что ищешь, Михаил?

— Медведь, медведь…

— Какой медведь?

— Потерял… был где-то…

— Где медведь?

— Да нет же, топорик потерялся… а медведь… ну, берлогу я нашел…

— Действительно, медведь, — усмехнулась жена, глядя на всполошившегося мужа. — А топор в сарае, в ящике с плотничьим инструментом.

— Пра-авда! — обрадовался Заневский и побежал в сарай.

Вернувшись через минуту с топором, он стал надевать охотничьи сапоги-бродни, подпоясал телогрейку армейским ремнем, поверх него надел патронташ, сунул за голенище нож.

— Куда же ты собрался? На дворе ведь уже вечер, — спросила Любовь Петровна.

— Да… темнеет, — в растерянности повторил Заневский.

— Завтра выходной, вот и пойдешь, — предложила Любовь Петровна.

— Правильно, Любушка! — радостно воскликнул Заневский. — Я сейчас пойду к ним… а ты приготовь что-нибудь… — он хотел сказать, что завтра к ним могут придти в гости Бакрадзе, но, встретив удивленный взгляд жены, как-то виновато улыбнулся и, махнув рукой, вышел из дому.

«Что ему приготовить? На охоту? Или поужинать? А мне на поезд надо, в командировку ехать — с сожалением подумала она. — Что ж, приготовлю ужин и оставлю записку с адресом… может, он напишет мне?»

Заневский зашел за Столетниковым, и они вместе отправились к Леснову. У того сидели Верхутин и Уральцев, которые были чем-то очень возбуждены.

— А я к вам только что звонил, — встретил пришедших Павел. — Вот ребята пришли и говорят, что берлогу обнаружили…

— Где? — перебил его Александр и подумал, что из двух медведей одного-то убьют наверняка.

— Недалеко от пади, как идти с лесоучастка в поселок, — сказал Уральцев, и Заневский усмехнулся.

— На моего наскочили, — сказал он. — Я его раньше вас заметил. От толстого кедра справа под елью?

— Да.

— Вот видите, — торжествующе повернулся он к Павлу и Столетникову.

— Ну, что ж, — засмеялся Павел и потер руки, — значит, поохотимся и медвежьих котлет отведаем. На всех хватит, как раз к Новому году… А теперь, товарищи, давайте договоримся, когда пойдем, и как будем брать Топтыгина. Слово за тобой, Николай, — обратился он к Уральцеву, — ты на своем веку уже хаживал на медведя…

27

Заневский вскочил с постели затемно.

Зубная боль, утихшая было на ночь, дала знать о себе с первыми проблесками зари, но теперь было не до нее. Заневский накормил лайку, еще раз осмотрел свою безкурковку, проверил патроны и стал одеваться.

Из дома вышел с восходом солнца.

Все остальные были уже у Павла.

Задерживаться не стали.

По мере приближения к лесу охотничий азарт разгорался. Шли по одному, след в след, поторапливая друг друга, словно боялись, что медведь исчезнет. Слева мелькнул распадок, осталась позади гарь. Лайки скулили и рвались в стороны, чувствуя запах белок. Было тепло.

Не доходя до кольцевой лыжни, Заневский остановился.

— Там, — шепнул он и показал рукой на колодину под толстой мохнатой елью…

Несколько минут стояли молча. Заневский чувствовал, как стучит сердце, и удары отдаются в висках.

«А если мы промахнемся или только раним его? Нет, что я, из десятка пуль