Книга Нож Равальяка - Жюльетта Бенцони

— Не совсем. Нет, нет, не совсем. Шанселье объяснил мне. Удар в голову задел участок мозга, который отвечает за личность Тома, но он по-прежнему умеет читать, писать и считать, владеет шпагой, умеет ездить на лошади. Если бы вы видели, Кларисса, что с ним стало, когда ему подвели коня! Как же он обрадовался, как ловко на него вскочил! Грязный, босой, худой, как скелет, он взлетел в седло и помчался по полю, как ветер. Только к вечеру я понял, что, несмотря на лечение отца Атанаса, Тома все еще болен...

Голос барона оборвался на слове «болен», скрывать свой страх за единственного сына он больше был не в состоянии. Губерт закрыл лицо руками и разрыдался глухо и тяжело. Это было так неожиданно, что Кларисса застыла, не зная, что делать и как помочь. Она не решалась даже приблизиться к брату, стояла и смотрела, как смотрят на грозу или пожар, сознавая свое полное бессилие...

Она не заметила, как дверь гостиной приоткрылась, не слышала, как вошла Лоренца, и заметила ее присутствие только тогда, когда та уже подошла к барону и положила руку ему на плечо, причем так легко, что тот ее даже не почувствовал.

— Отец, — прошептала Лоренца, — отвезите меня к нему.

Вот теперь барон вздрогнул, он услышал голос невестки, хотел встать, но беленькая ручка удержала его на месте.

— Вы слышали мой рассказ?

— До последнего слова. Я сразу же пожалела, что убежала, и вернулась, но не хотела прерывать вас. Не о чем плакать, раз он жив. Это самое главное. Теперь я все знаю и хочу быть с ним рядом, ухаживать за ним, держать за руку...

Барон поднял на Лоренцу глаза, в них была такая усталость... Как он не хотел говорить то, что сейчас ему придется сказать!

— Нет, Лори! Это невозможно. Не сейчас.

— Почему? Я его жена.

— Мы все это знаем, и доктор Шанселье тоже. Но он собирается лечить Тома по своей методе...

— И не хочет, чтобы ему мешала женщина, которая будет во все встревать?

— Приблизительно так. Постарайтесь понять, Тома не один месяц прожил полуголодным, в нищете и грязи, в полной зависимости от грубого мужлана, который был доволен тем, что отец Атанас поставил его на ноги. Ослабевший, кожа да кости, Тома исполнял день за днем непосильную работу, которую в другое время делал бы играючи, но теперь он надорвал последние силы, и раны у него воспалились. Если бы мы не забрали его, дни его были бы сочтены.

— Я все это прекрасно понимаю, но не могу уразуметь другого: чему помешает мое присутствие возле Тома? Он изнурен, измучен, едва дышит, у него воспалились раны, но тем больше я люблю его и...

— Господи! До чего же женщины несносны! — не мог удержаться от гнева барон. — Если бы вы дали себе труд дослушать меня до конца, вы бы узнали, что Шанселье оставляет вас как лекарство для второй части своего лечения.

— Ничего не понимаю.

— Что же тут непонятного? Но я объясняю: он хочет сначала поставить Тома на ноги, вернуть ему здоровье, и только тогда привести к нему вас, надеясь, что, увидев вашу красоту, он вспомнит и все остальное. Или вспомнит все, заключив вас в свои объятия. Черт побери! Вы в самом деле дурочка и для вас нужно ставить все точки над «1»? Так я поставлю! Вы часто видели умирающих, которым бы хотелось поскакать с красоткой?

— Господи! — вздохнула в негодовании Кларисса. Теперь барон обратил свой гнев на сестру:

— Разве я сказал что-то неприличное? Неужто вы к старости стали ханжой? На вас это не похоже!

— Никакой ханжой я не стала! Лечение вашего доктора, возможно, не лишено смысла, но, как простая скромная женщина, я хочу вас спросить: разве нежная, внимательная, ежедневная забота не приведет к такому же хорошему результату? К тому же...

— Что еще?

— Еще возможно, что наш любимый больной почувствует себя не лучше, а хуже...

— Хватит! Ничего подобного я не желаю слышать! Если больному станет хуже, Грациан тут же вскочит в седло и приедет за нами. И потом, Санлис совсем недалеко от Курси, Грациан будет приезжать к нам с вестями, — твердо объявил барон.

Он остыл и принял, наконец, непокорную Лоренцу в свои объятья, обратившись к ней совсем другим тоном:

— Лори! Поставьте себя на место Тома! На один короткий миг! Когда- он взглянул на себя в зеркало, он испугался. Не принуждайте его выдерживать в таком состоянии ваш взгляд! Даже в начале вашей семейной жизни он не считал себя слишком привлекательным для вас!

Слезы заблестели на глазах молодой женщины, и она прижалась головой к плечу своего умудренного жизнью свекра.

— Кажется, я поняла вас! Простите меня! Впредь я готова слушаться вас и во всем повиноваться!

Лоренца произнесла эти слова искренне, но как нелегко они дались ей! Узнать, что Тома так близко, и не иметь возможности поспешить к нему, ухаживать за ним, окружить своей нежностью, день за днем воскрешая их счастливую любовь. Ее жизнь могла бы вновь наполниться счастьем, но она дала обещание и теперь должна была только ждать новостей. Первые не были слишком уж ободряющими. Даже крепкое здоровье Тома пошатнулось из-за тяжких испытаний. Однако теперь, благодаря заботам о нем, кажется, можно было не опасаться самого страшного исхода.

Новости приходили каждые три дня. Барон готов был мчаться к Тома чуть ли не каждое утро, но его удерживала мысль, что никто не должен знать о том, что его сын жив. Пребывание Тома у доктора Шансе-лье должно было оставаться тайной, и поэтому только Грациан мог привозить в Курси новости о молодом хозяине. Кто обратит внимание на слугу? К тому же в случае опасности Грациан знал, как повести себя, чтобы не выдать своего молодого хозяина.

Но объяснить все эти непростые вещи женщинам, в особенности Лоренце, оказалось невозможным. Стоило Грациану появиться, на него обрушивалась такая лавина вопросов, что барон в конце концов стал уводить паренька к себе в библиотеку, чтобы тот мог посидеть в покое и немного отдышаться, прежде чем пуститься в обратный путь. Но вот пришел день, когда скромный Грациан выступил в роли провидения, привезя письмо от доктора Шанселье, в котором тот сообщал, что наконец выяснил, где находится корень зла, и теперь лечение приносит великолепные результаты. Все обитатели замка заплакали от радости.

— Теперь я смогу к нему поехать! — вскричала Лоренца, воспламенившись светом надежды.

— И речи нет, чтобы кто-нибудь из нас отправился в Санлис! — воспротивился барон. — Сколько раз нужно повторять, что мы не имеем права подвергать Тома опасности! Как только двор отправится к испанской границе, мы вздохнем куда свободнее и тогда...

В первый раз с тех пор, как Тома был найден, барон упомянул об окружающем их мире, которого сам все это время не переставал опасаться.

Ведь они до сих пор не знали, кто назвал себя именем де Витри. Этот человек, расправившись с Анри де Буа-Траси и с Тома, хотя, к счастью, Тома остался в живых, словно бы растворился в воздухе. Барон умолял Лоренцу не проговориться ни единым словом о том, что Тома жив, в письмах к подруге, принцессе де Конти.