Книга 725 дней во льдах Арктики. Австро-венгерская полярная экспедиция 1871–1874 гг. - Юлиус Иога́ннес Людо́викус фон Пайер

умывается снегом.

Что же делать дальше? Кругом кладбищенское безмолвие. Все Ледовитое море покрыто миллионами холодных белых плит и памятников. Царит тишина, тишина мертвая, такая, какой она бывает только в Ледовитом океане. Над застывшим морем распростерлось свинцово-серое небо, поглотившее солнце и свет. Ни малейшего движения в воздухе. Медленно тает снег. Лед рассыпается от удара ноги. И все-таки он, лед этот, держит нас в плену и не выпускает на волю; сила и ра-зум двадцати трех человек не в состоянии сломить его владычества.

Они снова попрятались в лодки и заняли в них свои места. Они убежали туда, скрываясь от мокроты на льду. Разлившиеся на поверхности его озера талой воды грозят гибелью сапогам и здоровью людей. Только очередной охотник отсиживает на краю льдины положенное время. Он тупо смотрит на зияющую у его ног небольшую полынью; напрасно надеется он на появление в ней тюленьей головы – зверь не идет в такое маленькое отверстие.

Все остальные страшно томятся от безделья, сидя каждый в своей шлюпке. Счастлив еще тот, у кого сохранилось немного табаку, счастлив тот, кто, выкурив трубку такого табаку, не падает в обморок. Еще счастливее тот, кому доведется найти где-нибудь в упаковке кусочек газеты хоть бы только с одними объявлениями или листок, содержащий наставление, как приготовлять гороховую колбасу. Завидна также судьба того, у кого в одежде обнаружилась дырка, потому что он может ее заштопать. Но самые счастливые из всех те, кто даже в этой обстановке умеет спать как ночью, так и днем. Эти счастливцы забрались под лавки. Их не видно, потому что поверх легли другие, тоже хорошие храпуны. От тех и других виднеются только подошвы сапог, остальное утопает во тьме.

Но вот приходит пора обедать. Каждый получает по горшочку горячего чая, вскипяченного на огне сальной кухни. К чаю подается по горсти сухих крошек. Эта собачья пища строго отмеривается по порциям в присутствии специальной комиссии, состоящей из беспристрастных судей и исполняющей свои обязанности с величайшей добросовестностью. Третье блюдо состоит из тюленьего сала. Оно подается в каждую лодку просто в виде куска (четвертой части) тюленьей шкуры. Но не все удовлетворяются этим обедом, некоторые отправляются в гости к собакам глодать тюленьи ребра, ласты и головы. Собаки сидят, привязанные крепкими веревками к тяжелым ледяным якорям, чтобы они не сорвались и не сожрали вывешенные для сушки сапоги.

Совсем невдалеке от шлюпок шумит стоя чаек. Они зорко следят за каждым кусочком сала, падающим в их сторону, со страшным криком бросаются к нему, вырывают его друг у друга и ссорятся, будто дело касается целого окорока. Некоторые из нас пробовали ловить чаек сетями, но как только сети были установлены, птицы исчезали.

Формальность обеда выполнена. Мы дошли до того, что даже простой чай возбуждает бодрое настроение. Из соседней лодки раздается импровизированное пение одного из итальянцев. Песня звучит сильно, в том же бравурном темпе, что и на площади Святого Марка[182]. В другой лодке кто-то в десятый раз рассказывает историю конца экспедиции Франклина. Повесть о найденных в лодках двух скелетах производит свое неизменное впечатление. Менее стойкие боязливо жмутся, более крепкие готовы перенести самые ужасные лишения.

Оживленнее всего протекает беседа в палатке, где хозяйничают повара. Собственно, это не беседа, а сплошные пререкания по тысяче поводов. Спорят о том, чей черед выскабливать котел из-под супа; спорят о правильности проведенного накануне сокращения солевого рациона. Спор переходит в ссору при выяснении вопроса, кто догадался давеча разжечь костер на бочке со спиртом или кто поленился развязать веревки на нартах и предпочел их перерезать. Со стороны удается не раз уловить хлесткие словечки, полные юмора и остроумия, которыми спорщики награждают друг друга.

Кроме этого, имеется только одно развлечение, это – курение. Многие успели уже исчерпать весь свой запас табака. Те, кто еще располагает наполовину полным кисетом, являются объектами всеобщей зависти и всеобщего внимания. Те же, кто решается изредка пригласить своего соседа раскурить с ним трубку табаку и выпить глоток воды, считаются благороднейшими, но вместе с тем расточительнейшими людьми. Совершаются разнообразные сделки. Съестные припасы меняются на табак. Цена его с каждым днем повышается. Дня нельзя отличить от ночи. По воскресеньям мачты на лодках украшаются флагами».

В таком вынужденном безделье прошли 9, 10, 11, 12, 13, 14 и 15 июля. Только 14 июля мы передвинулись на каких-нибудь триста шагов. Этот переход был сделан главным образом для того, чтобы сохранить видимость продвижения вперед. Новое место было несколько удобнее с точки зрения охоты на тюленя. Этим путем нам, может быть, удалось сохранить некоторую иллюзию продвижения, но уж, во всяком случае, никак не больше этого, потому что в действительности наше положение превратилось из опасного в кошмарное. Ужас этого положения состоял не в каких-нибудь тяжелых внезапных переживаниях, а в простом сокращении срока нашей жизни. Время проходило бесполезно, наши съестные припасы буквально таяли на глазах, и вид этого был для каждого из нас так красноречив, что невольно казалось, будто это стрелка часов, равномерно и неуклонно приближающаяся к роковому часу смерти.

, 14 июля. Сегодня два года, как мы уехали из Тромсё. Я не осознаю, как быстро летит время; мне кажется, как будто бы и не было стольких месяцев. И сколько всего пережили в течение этих двух лет! Сколько разочарований, сколько неожиданностей. И какой финал нас еще ждет! Сегодня я нахожусь в плохом, против моей привычки, настроении, эта страшная бездеятельность действует на человека вопреки всем законам логики.

Карл Вайпрехт

Люди проявили большую стойкость во время бесконечной тяжелой работы по перегрузке из шлюпок и обратно в них экспедиционных материалов и продовольствия, общим весом все еще около 70 центнеров. Безропотно вытаскивали они из полыньи по несколько раз на день все четыре лодки и столько же раз сталкивали их снова на воду. Часто приходилось каждую вещь в отдельности таскать с места на место и в конце концов возвращаться с нею обратно. Самый незначительный успех радовал нас и наполнял наши сердца благодарностью. Окружавший нас лед лежал плотной массой. Сколько раз приходилось нам доказывать свое многотерпение и неделями спокойно ждать, когда льды пожелают разойтись. Тем временем все больше скапливалось жестяных банок из-под провизии, напоминавших нам с циничной откровенностью об истощении нашего продовольственного запаса.

Два месяца прошло со времени выхода нашего с судна. И вот мы убедились, что все труды этих двух месяцев были совершенно напрасны. Устойчивые южные ветры спокойно делали