Книга Незримый фронт. Сага о разведчиках - Андрей Юрьевич Ведяев

тюрьмах безупречными. Так что сами представляете, что он пережил.

— А как складывалась его дальнейшая судьба в СССР?

— Деду помогли устроиться на работу врачом сначала в больницу, а затем в военный госпиталь. Однако условия жизни в довоенном Харькове не могли сравниться с тем положением, которое он занимал в Белграде в бытность свою преуспевающим врачом. Но, несмотря на все разочарования, он был человеком несгибаемой воли. По его просьбе в Москве провели повторное рассмотрение дела матери. В 1940 году деду сообщили, что его мать была репрессирована по ложному доносу и полностью реабилитирована. В первые же дни войны Леонид Леонидович направляет рапорт на имя Павла Анатольевича Судоплатова, в котором пишет: «Должен сказать, что не могу считать себя удовлетворенным решением моего вопроса, хотя бы и временным. Считаю, что мне, опытному и испытанному разведчику, профессиональному врачу, знакомому с радиоделом, прошедшему два курса подрывного дела, знающему парашют, мотоцикл, чекистские дисциплины, физически здоровому и закаленному, готовому к любым опасностям и испытаниям можно было бы иметь другое применение, чем в нынешнее суровое время работать военврачом тылового госпиталя, где меня окружают одни женщины и инвалиды». В свою очередь 20 сентября 1941 года его супруга Екатерина Фёдоровна направила на имя наркома внутренних дел заявление, в котором, в частности, указывала: «Имею некоторый опыт подпольной работы в тылу у врагов и подвергалась репрессиям с их стороны в период 1935–1936 годов. В настоящий момент напряжения всех сил страны для отпора врагу твердо решила отдать все свои силы, а если понадобится и жизнь для этой великой цели. Предлагаю себя для любой работы в тылу у врага. Желательно работать вместе с мужем, посвятившим уже себя этой деятельности. Заверяю, что с честью выполню свой долг и пронесу незапятнанными через все испытания честь и достоинство гражданки великой страны социализма. Прошу не оставить своим попечением двоих детей моих Галину и Бориса». Судоплатов удовлетворил их просьбу, и супруги были направлены в район Сталинграда для создания там нелегальной резидентуры. Накануне отправки дед отмечал в рапорте на имя руководства разведки: «В отношении даваемых мне заданий хочу предупредить начальство, что с моей стороны оно не услышит отказа даже в том случае, если задание будет связано с неминуемой гибелью. С моей стороны могут быть те или иные возражения, та или иная борьба мнений, но там, где кончается обсуждение и начинается боевой приказ, — отказа не будет. Порукой в этом собственная моя жизненная философия, дело, которому я служу беззаветно… Имел случай испытать себя под пытками в условиях фашистского застенка и убедиться в том, что в состоянии через пытки пронести незапятнанными честь и достоинство гражданина и глубоко убежденного большевика». Но фронт приближался столь стремительно, что реализовать эти планы не удалось. Бабушку вместе с другими женами командиров Красной Армии эвакуировали в Куйбышев после того, как выяснилось, что она вновь беременна. Дед отступал с боями вместе с частями Красной Армии и тоже оказался в Куйбышеве, где стал работать в военном госпитале. Вскоре он начал готовиться к новому заданию — заброске в тыл к немцам. Здесь же у них родилась дочь Гордана.

— А где находились в то время старшая дочь Галя, которая после войны тоже станет разведчицей-нелегалом, ее брат Боря и их бабушка?

— Они в это время находились в эвакуации в Кемерово. Галя вела дневник, в котором 10 мая 1943 года она пишет: «Узнала (из письма мамы из Куйбышева) про большое несчастье. Папа в своем госпитале узнал раненого Алексея (родственника из Харькова. — А. В.). Алексей рассказал папе, что он прочёл в газете Правда от 28/II, что дядю Сережу, жену Алексея, мать и тещу расстреляли (речь идёт о расстреле немцами Сергея Солодовникова и его родных за связь с партизанами). Какой ужас. Что с бедной семьей дяди Сережи (женой и двумя детьми), живы ли они? Проклятые изверги эти немцы. Надо мстить этим проклятым гадам за родных, за маленького брата Юрочку и Верочку. Мерзавцы! Не пройдёт им даром пролитая кровь малюток и их отцов! Будем их бить до конца!» А вот запись от 8 июня: «Утром бабушка прибегает с сияющим лицом: “Галочка, папа приехал!” Я попятилась и не поверила своим ушам. Не знала, за что схватиться. Это было 14 мая часов в 11, в пасмурный дождливый день Прибежала. Вот вхожу в квартиру, в коридор… Открываю комнату, и там стоит папа. В военной форме, похудел, поседел… Бросаюсь ему в объятия, папочка милый! Оказывается, папа приехал забрать всех нас с вещами». Запись от 10 сентября: «Мы уже живём в госпитале. Здесь очень хорошо. Во-первых, есть библиотека, кино, столовая, хлебный магазин и чудный сад. Замечательный воздух. Горданочке уже скоро годик, она уже ходит… Потом ещё огромное известие: Харьков снова наш, и вообще наши перешли в наступление и очистили весь Донбасс». 15 октября: «Случилось ужасное несчастье. От Алексея получили письмо из Харькова… Вести очень печальные. Тёти Веры, тёти Саши и любимого моего дедушки Владимира Александровича нету в живых, они умерли с голоду. Бедные старики, их постигла жуткая смерть. Мусю убило бомбой, когда она ехала в Харьков из Брянска перед взятием, чтобы забрать Леночку, и бедняжка Леночка осталась сироткой. Малютка, у неё нет ни папы, ни мамы, ни её любимых бабушек… Вот какой ужас. Мне еще больше хочется в Харьков. Я думаю весной ехать туда по окончании школы. Учусь уже в 9 классе. От Иры получила 2 письма, в которых она тоже пишет ужасы, которые случились в жилкопе. Во-первых, Нарыжная Света тоже сиротка, ее мать убили. Нина Подщеколдина была очень серьезно ранена и лежала в больнице. Неизвестно, выжила ли? Ее мать немцы увезли в тыл, а отца Нины убили на фронте. Сергиенко Шуру, Пояркова Володю тоже увезли в тыл немцы. Кошелева Коли мать и Ураловы умерли с голоду. Коля Ильин был в плену у немцев и сбежал из плена, и снова на родине. Капустик Иван был в партизанском отряде, а Жана Головацкого убили в отместку за его отца. Вот ужасы. Боже, как подумаешь, то сердце сжимается». На Новый год 2 января 1944 года Галя пишет: «Вот и настал Новый год 1944. Недавно, кажется, была в Белграде в 1935 году, в начале 1936. Совсем вчера, кажется, жила в Харькове, была маленькой девочкой и мечтала стать 17 или 16-летней девушкой, а вот сейчас и себя не узнаю… я стала больше и выше своей мамы. Из Харькова много известий. Какое счастье!