Книга Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

осмотром машин, каждого их агрегата, каждого винтика. Лица танкистов были суровы и сосредоточены. В этой сосредоточенности угадывалась твердая решимость каждого драться с врагом до последней капли крови, делом доказать свою безграничную преданность Родине, партии, великому Сталину. И они доказали. Баин-цаганское побоище продемонстрировало все величие и могущество советской техники, всю силу советского патриотизма бойцов и командиров Красной Армии.

Характерный пример. Комсомолец-водитель тов. Просолов после гибели экипажа двое. суток просидел в подбитом танке, ведя огонь по противнику, и держался до тех пор, пока не пришли на помощь товарищи. Когда у Просолова спросили, почему он не оставил танка, водитель даже обиделся:

— Танк оставлять нельзя, — ответил он строго.

Этот простой ответ был лучшим подтверждением того, что работа, проведенная нами в экипажах накануне боя, не пропала даром. Мы достигли того, чего добивались. Но вместе с тем этот первый бой обнаружил и ряд недочетов в деятельности политаппарата, множество больших и малых недоделок, упущений.

Самым серьезным недостатком было, безусловно, то, что политотдел на первых порах упустил из поля своего зрения санитарную службу. Здесь не было должной четкости. В частях, как выяснилось, никто не знал о месте расположения медицинской роты. Санитарные машины с ранеными долго метались по полю в поисках этой роты и порой, не отыскав ее, направлялись в глубинные госпитали за 100–150 километров. При таком положении, естественно, от частей на длительное время отрывались и врачи, и транспорт. Обстановка властно потребовала немедленной помощи политотдела. Мы перебросили в санитарную службу в качестве военкома секретаря бригадной партийной комиссии тов. Живолукова и установили неослабный контроль за деятельностью всего медицинского персонала. Это дало свои положительные результаты. Во всех последующих боях санитарная служба работала безупречно.

Вторым слабым местом, которое нам удалось нащупать в первом же бою, была информация из частей о боевых действиях, о героизме, политико-моральном состоянии и материальном обеспечении. Она, как правило, страдала неполнотой и часто запаздывала. Больше того, часто информация носила искаженный характер. Раненые, а также бойцы, отправленные в тыл для ремонта танков, рассказывали о бое, исходя из своих личных впечатлений и переживаний. Многие из этих рассказов, особенно те, которые исходили из третьих уст, неправильно освещали положение на фронте. «Слушки» ползли подчас незаметно и наносили серьезный вред.

Политотдел немедленно принял меры. Мы разослали своих работников в части для информации о действиях наших частей на фронте, во всех частях провели собрания, на которых подробно обсудили результаты первых боев. Весь политаппарат, партийные и комсомольские организации получили указания по этим вопросам. Упорная работа по налаживанию правдивой информации сказалась на деле. Вымышленным слухам никто верить не стал.

Все это толкнуло нас также на то, чтобы покончить с кустарщиной в постановке информации вообще.

Информации из частей у нас, надо прямо признаться, не было. Не зная своевременно, что делается в частях, политотдел не мог, конечно, быть подлинным большевистским штабом руководства всей партийно-политической работой. Надо было принимать срочные меры. И здесь особенно хорошо проявил себя наш инструктор по информации тов. Беляев. Он сам поехал за информацией по частям, участвовавшим в бою. Позднее такие объезды вошли в систему. И днем, и темной ночью, и в жару, и в дождь пробирался тов. Беляев из части в часть. Где брал информацию уже в написанном виде, уточняя и дополняя ее на месте, где записывал все сам от начала до конца под диктовку военкома. Своей скромной работе Беляев отдался весь и показал себя как подлинный герой, мужественный и настойчивый большевик. Постепенно удалось научить и военкомов быстро информировать политотдел о всех важнейших делах и событиях в частях.

После короткой передышки, 9 июля, части бригады вновь вступили в бой. Японцы имели превосходящие силы, они находились на господствующих высотах. Неприятель рассчитывал, что танки на этой местности, пересеченной песчаными высотами и котлованами, применить невозможно. Но вскоре они горько разочаровались.

В этот день части бригады выступили в бой также по тревоге. Военкомы частей кратко объяснили политрукам задачу. Политруки рассказали о ней танкистам. Во всех танковых батальонах работали инструкторы политотдела.

Я объезжал некоторые части, коротко беседовал с бойцами, командирами и политруками.

Танки быстро двинулись к фронту, переправились через мост и заняли исходное положение. Экипажи, замаскировав танки, еще раз проверяли работу моторов, тщательно осматривали оружие. Политработники, коммунисты, комсомольцы доводили обстановку до каждого экипажа. Боевой курс знал каждый экипаж. Последние приготовления. Команда: «Заводи! Вперед!» — и опять, гремя гусеницами, до сотни танков по всему фронту ринулось в бой. Закрывая люки, бойцы и командиры произносили лозунги: «За Родину!», «За Сталина!», «Вперед!», «Да здравствует победа!» На многих лицах были улыбки.

Партийное собрание в танковой бригаде имени Яковлева. Прием участников боев в ряды ВКП(б).

С картины худ. М.Соловьева.

Это хладнокровие танкистов перед атакой и в атаке оставалось неизменным в течение всех трех месяцев беспрерывных боев. Видя их хладнокровие и мужество, я каждый раз снова переживал глубокое чувство радости и гордости за великий советский народ, за великую партию Ленина — Сталина, за товарища Сталина, воспитавшего таких бесстрашных героев. Я вспоминал слова товарища Ворошилова, что «наш народ не только умеет, но и любит воевать!» И это было так! Танкист, любивший свой танк, в бою сливался с ним в единое целое, и там, где, по расчетам японцев, машины не могут пройти, танки шли и побеждали, сея страх и смерть среди врагов. Презрение к смерти, холодный и здравый рассудок в бою, рождавшие тысячи героев, свойственны только сынам великого советского народа. Стремление к победе в разгар ужасающего боя можно коротко охарактеризовать словами одного писателя — это стремление было «сильнее смерти».

После боя, к ночи, танки, за исключением оставшихся в боевом охранении вблизи переднего края нашей пехоты, отходили к исходным позициям. Ночью, в темноте, производилась заправка машин горючим и боеприпасами. Командиры и политработники подводили итоги боя, экипажи рассказывали друг другу боевые эпизоды.

В такие почти обычные боевые дни политотдел в каждую часть посылал своих инструкторов, ставя перед ними задачу— оказать помощь военкомам в разъяснении боевой обстановки. Я также выезжал вместе с ними в батальоны и роты.

Особо следует остановиться на деятельности работников политотдела, находившихся в частях. Каждый из них служил для всех бойцов живым примером высокой воинской доблести, умел поднять дух красноармейцев не только проникновенным большевистским словом перед боем, но и большевистским делом, личным мужеством в самый момент боя. В бригаде навсегда запомнили светлый образ инструктора политотдела Горбунова. Когда потребовала обстановка, он смело