Книга Жук - Ричард Марш

шумы, которые временами доносятся из дома. Иногда целыми днями там стоит полная тишина, словно мой жилец отдал богу душу. Но иногда по ночам там раздаются крики, вопли, визг – никогда не слыхала ничего подобного. Мне не раз приходила в голову мысль, что в главной гостиной поселился сам дьявол, а может, и все его демоны. А кошки! Ума не приложу, откуда они взялись. Знаете, обычно в этих местах редко можно встретить кошку. Во всяком случае, так было до того, как появился этот самый араб – их сюда ничего не привлекало. Но с тех пор, как он поселился в доме напротив, их здесь появились целые полчища. Иногда по ночам они устраивают концерты – орут как сумасшедшие. Век бы их не видеть и не слышать! Должно быть, этот араб их обожает. Я видела их в доме – они сидят у окон, и внизу, и наверху. Такое впечатление, что их там одновременно собирается по нескольку дюжин.

Глава 40. Что мисс Коулмен видела в окно

Поскольку мисс Коулмен сделала паузу, мне показалось, что ее рассказ подходит к концу, и я решил, что это подходящий момент для того, чтобы быстро подвести основные итоги ее повествования.

– Итак, мисс Коулмен, насколько я понимаю, вы и сегодня наблюдали за происходящим на другой стороне дороги?

Пожилая женщина стиснула челюсти и посмотрела на меня с явным презрением во взгляде – мое нетерпение вызвало у нее приступ раздражения.

– Я как раз к этому и подхожу, разве не так? Если позволите, коли вас не выучили хорошим манерам, я вам преподам небольшой урок. Люди в моем возрасте не любят, когда их подгоняют, молодой человек.

Я кротко промолчал – было понятно, что когда мисс Коулмен говорит, другие должны слушать.

– Так вот, в последние дни на той стороне появлялись очень странные люди. Я имею в виду – совсем странные, хотя я и до этого видела, скажем так, необычных типов. Этот араб постоянно сновал туда-сюда словно одержимый – порой он приходил и уходил раз по двадцать за день. А сегодня утром…

Тут мисс Коулмен снова сделала паузу и посмотрела на Лессингема. Она, несомненно, заметила, что его интерес к ее рассказу растет по мере того, как она приближается к главному, и ее это возмутило.

– Не смотрите на меня так, молодой человек, я этого не потерплю. А если у вас есть вопросы, то я отвечу на них, когда закончу, так что даже думать не смейте задать мне хоть один до этого – я не позволю себя перебивать.

До этого момента Лессингем не произнес ни звука. Однако похоже, наша собеседница обладала даром чувствовать накопившееся нетерпение, готовое вот-вот вылиться в слова.

– Так вот, как я уже сказала, сегодня утром… – Старуха метнула на Лессингема предостерегающий взгляд, словно ожидала, что он примется с ней спорить. – Сегодня этот арабский тип заявился домой ровно в семь утра. Я точно запомнила время, потому что как раз в этот момент подошла к двери, чтобы открыть молочнику, а мои часы пробили половину восьмого – я всегда ставлю их на тридцать минут вперед. Я как раз покупала молоко, и тут молочник мне говорит: «Глядите, мисс Коулмен, вон идет ваш друг». Я говорю: «Какой еще друг? Нет у меня тут никаких друзей, как-то не завела еще, ну и врагов, надеюсь, тоже нету».

Я посмотрела на дорогу и увидела этого самого араба – он вытянул вперед руки и несся сломя голову, так что эта его хламида, похожая на простыню, сзади развевалась. Никогда не видела, чтобы человек бегал с такой скоростью. «Боже мой, как это он не повредит себе что-нибудь». А молочник и говорит: «А я вот удивляюсь, как кто-нибудь другой ему до сих пор чего-нибудь не повредил. Мне кажется, от одного его вида молоко может скиснуть!» Ну, тут молочник поставил свой бидон на тележку и отправился дальше – такой недовольный, все что-то ворчал себе под нос. Хотя что ему плохого сделал этот араб, ума не приложу. Я, кстати, всегда замечала, что он, этот молочник то есть, очень раздражительный – может, правду говорят, что все недомерки такие. Но мне, знаете ли, не понравилось то, что он назвал этого араба моим другом – никогда он моим другом не был и не будет, да и не может быть – это невозможно, и все тут.

После ухода молочника у араба побывали пять человек, а сам он все время оставался в доме. Трое были коммерсанты. Это я точно знаю, потому что потом они заходили ко мне. Но, конечно, шансов поговорить с арабом у них не было – они только и смогли, что громко постучать во входную дверь. Сами понимаете, занятие это не особенно прибыльное, да и нервы здорово выматывает. Но я араба не виню – этих коммерсантов только впусти, они начинают говорить без умолку, так, что не остановишь. А теперь я вам расскажу, что произошло сегодня днем.

После этих слов мисс Коулмен снова ненадолго замолчала. Я же невольно подумал, что и в самом деле самое время снова перейти к конкретике – но, разумеется, не осмелился сказать это вслух.

– Часа в три, а может, в полчетвертого, где-то так, – снова заговорила мисс Коулмен, – появились двое мужчин и женщина. Одним из них был тот молодой человек, ваш друг, который остался на улице. «Ага, – сказала я самой себе, – вот и еще посетители. Интересно, что им нужно». Тот молодой человек, который вас дожидается снаружи, принялся колотить в дверь – как и все, кто приходил до него, и на это также никто не обратил никакого внимания. Хотя я точно знаю, что араб в это время был дома.

Тут я понял – что бы ни случилось, мне просто жизненно необходимо задать мисс Коулмен вопрос.

– Вы совершенно уверены, что он в самом деле находился внутри дома? – поинтересовался я.

Рассказчица отнеслась к моей ремарке более спокойно, чем можно было ожидать.

– Конечно, уверена. Я ведь видела, как он пришел в семь утра и после ни разу никуда не выходил. А я за все это время не сводила с дома глаз – ну, разве что на какие-то пару минут. И я этого типа ни разу больше не видела. Если он был не в доме, то где же тогда?

Поскольку я не нашелся что ответить, пожилая женщина, явно довольная тем, что утерла мне нос, с торжеством в голосе продолжила:

– Вместо того чтобы поступить так же, как остальные, то есть, не дождавшись, что им откроют, отправиться восвояси, эти трое обошли дом сзади. А потом, будь я проклята, они, в том числе женщина, должно быть, забрались в дом через кухонное окно. Потому что занавеска в гостиной с фасадной стороны, которая была поднята, вдруг опустилась, и опустил ее тот молодой человек, ваш приятель, который сейчас ждет вас снаружи.

«Ну и ну, – подумала я, – если это все не крайне любопытно, то что же тогда вообще можно считать любопытным». Кто бы ни был этот самый араб и что бы ни было у него на уме, я не могла поверить, что он позволит этой троице забраться в арендуемое им жилище и никак не выразит свое недовольство.

Я ожидала, что вот-вот, с минуты на минуту, в доме начнется скандал, но ничего подобного не происходило – стояла полная тишина. Тогда я сказала себе: «Наверное, тут все не так просто. Похоже, правда на стороне этих троих, иначе они не стали бы так себя вести, не боясь стычки с хозяином!»

Примерно через пять минут входная дверь дома открылась, и молодой человек – не ваш приятель, а другой – вышел на улицу, миновал калитку и зашагал по дороге, весь такой прямой как палка, словно гренадер на плацу. Никогда не видела, чтобы кто-то ходил так прямо – и так быстро. Потом из дома выбежал ваш приятель и отправился вслед за ним. При этом мне показалось, что он не понимает, куда направляется тот, первый, и что он собирается делать. Я сказала себе: «Видно, между ними вышла ссора». Потом второй молодой человек, ваш приятель, приостановился у калитки, глядя на уходящего первого – похоже, он не знал, что ему делать дальше. А женщина стояла на крыльце и тоже смотрела вслед первому, тому, что ушел.

Потом тот, первый, свернул и пропал из виду.