Книга Упал. Очнулся. Папа! - Янина Логвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не знаю, я только хотела тебя спасти. А потом, я старалась, но ты сам первый начал. Я бы никогда…
— Конечно, сам! Ты же была моей женой и ходила меня совращала!
— Что? — ну вот, и мой взгляд поднялся и сверкнул изумлением: — Это не правда!
— Правда!
— Нет!
— Мне виднее, Петушок, я мужчина!
Ничего себе. Я ахнула.
— Ну, знаешь… — выдохнула, пыхнув от возмущения. Вот чего не было, того не было, что это он придумал? — А я женщина, если ты не заметил! И знаю, что если бы хотела тебя совратить, то ты бы…
— Что, я бы?!
— Был бы моим еще в первый день, вот! — ошеломила себя признанием и испуганно закусила губы.
— Как интересно! — сузил взгляд Воронов. — И как бы это выглядело?
— Мне что, тебе продемонстрировать?
— Да уж, покажи на что способна! Горю желанием это увидеть!
Я не горела. Поэтому, ответив опрометчиво: «Не здесь!», опомнилась. Отшатнулась от шефа, постаравшись взять себя в руки.
— Андрей, я прошу, если сможешь, прости. Я уволюсь из «Сезама», и ты больше никогда меня не увидишь. Это ужасная ложь, понимаю. Но я была уверена, что ты не примешь семью! Ты меня едва выносил, только поэтому я согласилась на предложение Лешенко! Я всегда помнила, кто ты такой и как привык жить. Ни я, ни дети ни на что не надеялись, это правда! Я бы уже рассказала тебе обо всем, но не успела…
— Зато я успел во все поверить! И откуда ты знаешь, к чему я привык? И, кстати, насчет детей…
А вот это я обсуждать не хотела. Не могла и точка!
— Дети тут ни при чем! — ответила тихо, но решительно. Ноги уже не держали, и я села на стул — так было проще отвоевать у полыхающих гневом глаз хоть какую-то дистанцию. Опустила взгляд: — Они вовсе не со всеми такие открытые, это я попросила их помочь. А значит, мне за это и отвечать! Если бы ты появился в их жизни иначе, все было бы сложнее — они мало кому доверяют, особенно Степка. Сын вообще никого возле меня не терпит. Но у них никогда не было отца, а ты им понравился. Для них это была… и-игра, — не придумала сказать ничего лучше.
— Игра?! — Воронов выдохнул воздух, как дракон, через ноздри, и мне показалось, что он меня сейчас убьет. — Чертова игра, Петушок? И для тебя тоже? По-твоему, твой шеф-сноб это заслужил?!
— Нет!
— Кто отец детей! Отвечай!
— Не знаю.
— Что-о?! — от изумления голос у Андрея просел, а мне понадобилась почти минута, чтобы сообразить, «что» именно я сейчас сморозила, и как это для шефа прозвучало. — Даже так?!
Постойте. Я не это имела в виду! И что это за догадка мелькнула в голубых глазах?
Я вскочила на ноги и подалась вперед, совсем забыв о том, кто передо мной. Гневно взглянув на шефа, выставила перед собой палец и потребовала:
— Т-то есть?! А ну не смей обо мне так думать! За кого ты меня принимаешь?.. Степка мой, а Риточка и Соня дети моей старшей сестры Ольги. У Оли не было мужа, а у Сони другой мамы, кроме меня. Не знаю я ничего об их отце! Оля умерла при родах, и девочки остались одни. Мы жили со Славкой в городе на съемной квартире, а тут еще двое детей, вот он и не выдержал — сбежал! Но я была замужем и ничего такого у меня ни с кем не было, слышишь! И с твоим дедом тоже! Как вы мне все надоели с этими слухами! — неожиданно призналась в сердцах. — Мне с тремя детьми вообще ни до чего дела не было, если ты не понял! И я не врала, когда сказала, что Славку сто лет не видела! И я не заставляла тебя спать со мной! Ты сам ко мне лип!
— Лип! Поэтому ты взяла и про измену придумала! Чтобы мне за это совестно стало? За то, что посмел хотеть свою жену, да?
Вот недаром Воронов себя уважал — умел он отделять зерна от плевел и ставить людей на место. Едва правду услышала, вмиг возмущение сдулось и захотелось опять извиниться. И снова горячий румянец полез на щеки. Потому что вспомнила, как он изумился и как просил простить. Как я ревела, потому что он оказался лучше Славки. Всего за какую-то неделю сильнее, надежнее и преданнее. И как говорил, что я у него красивая.
Вот только сейчас нас больше ничего не сближало, а напротив разъединяла обида и гордость. И не была я больше для Андрея ни красивой, ни единственной.
Ни королевой, которую он фотографировал под новогодним фонарем.
— Андрей, пожалуйста, прости, что так вышло. Я не придумала. Я сказала правду, но не о тебе. Ты бы не сбежал и не бросил, теперь я знаю. И на детей не обижайся, они тоже это почувствовали. Если сможешь, сотри все из памяти и забудь.
— Ты даже не представляешь, как я зол на тебя. Ужасно зол!
— К сожалению, представляю…
— Уволю к чертовой матери! Сожалеет она!
Сзади, за спиной Воронова, послышался шум, чьи-то шаги и неловкое покашливание:
— Кхе-кхе! Андрей Игоревич, мы что, не вовремя?
— А мы тут решили не опаздывать. В связи с последними событиями пришли пораньше. Здравствуйте, Дарья!
— Здравствуйте… — я опустила плечи, схватила со стола первую попавшуюся папку и выпрямила спину, приветствуя вошедших в приемную директоров. И если надеялась, что Андрей поспешит сделать вид, что между нами только что не было ссоры — то зря. Потому что он и не подумал переключить внимание на вошедших.
Сначала, склонившись ко мне ниже, признался:
— Видеть тебя не могу! — правда так, чтобы услышала только я, и только потом сдернул со стула портфель и направился широким шагом в свой кабинет.
— Добрый день, Олег Максимович! Здравствуйте, Алексей Иванович! Хорошо, что раньше… Проходите, скоро начнем!
Я стояла ни жива, ни мертва. Но Воронов даже побледнеть мне как следует не дал. Отдал громко распоряжение во все еще распахнутую дверь:
— Петушок, будьте добры, принесите мне кофе. Немедленно!
Вот и как его понять? А как же «видеть тебя не могу?»
* * *
Совещание продолжалось семь часов без обеда и проходило сложно. Решался главный вопрос дня — будущее «Сезама», и в сердце управления компанией вскрывались карты.
Оказалось, что человеком, замыслившим заговор против семьи Матвея Ивановича, был Долманский Юрий Петрович — сын партнера Воронова-старшего и его многолетнее доверенное лицо. И услышав это имя, я так изумилась его причастности к махинациям и покушению на Андрея, что схватилась рукой за сердце — вот уж о предательстве кого я и подумать не могла! А вот его связи с Пригожевой удивилась меньше, как и новости о том, что Юрий Петрович вместе с Людоедочкой сбежал из страны, бросив свою семью.
Кроме Валерия Куприянова, который в полиции начал давать показания, повязаны с Долманским оказались еще трое директоров, присутствующих на совещании. Сообщив о начале большого расследования, Воронов ледяным тоном потребовал от них подписать заявления об увольнении, посоветовал нанять адвокатов, и без сожаления выпроводил последних из кабинета, не став слушать никаких объяснений. Этот молодой мужчина обладал прямо-таки стальным характером и безжалостной хваткой, проявление которой в чистом виде я наблюдала прямо сейчас — искры висели просто в воздухе и рушились карьеры, а на каменном лице Андрея Игоревича не дрожал ни один мускул и не отражалось сочувствия. Даже мне этих директоров стало жалко (на какую-то секундочку), а так-то я была возмущена вместе со всеми!