Книга Оборотни клана Морруа - Ольга Гусейнова

Чуть в стороне с начальником аэродрома беседовал не менее примечательной внешности молодой мужчина. Этот высокий широкоплечий брюнет привлекал внимание не столько красивыми чертами лица, сколько аурой мужественности и внутренней силы. На людях мы обращались к нему коротко, по имени: Влад. И каждая из трех женщин семьи Мишкиных питала к нему глубокие чувства. Я – глубокую привязанность, любовь и уважение. Влад всегда искренне и по-доброму заботился о близких, чем бы ни занимался, какие бы мысли, проблемы и эмоции его ни одолевали.

– Ненавижу осень! Только началась, а уже промозглость и холодрыга. З-замерзла я! – раздалось ворчание за моей спиной.

Вздрогнув от неожиданности, я обернулась к другой родственнице – тетке по маминой линии и одновременно единственной подруге. Аня или, по паспорту, Анфиса Владиславовна Мишкина даже в плотных джинсах, теплом свитере и стеганой безрукавке подрагивала от холода, зябко подняв плечи и обхватив себя руками. Мерзлячка, вон и кончик точеного римского носика покраснел.

– Иди в машину, погрейся, думаю, скоро полетят уже, – посоветовала я, снова поворачиваясь к вертолету.

– Вообще не понимаю, что этим арабам из Эмиратов понадобилось в нашей глуши? – в который раз заворчала Аня. – Если только зад морозить. Мужикам шестой десяток, а они в Сибирь на охоту. Скорее всего, самолюбие потешить. Подавай им бедного медведя, видишь ли.

Я пожала плечами:

– Мужчины, что с них взять?

– Много ты в мужчинах понимаешь, – насмешливо фыркнула тетка.

– Достаточно, – буркнула я. – Мне с ними бок о бок третий год работать приходится. Сама понимаешь, мебельная фабрика – это тебе не салон красоты…

– Я…

– Девочки, что случилось? Вы сейчас надутых индюшек напоминаете! – Слегка нахмурив смоляные, идеальной дугообразной формы брови, к нам шла Василика.

Переменчивые, словно северное море, чуть раскосые серо-зеленые глаза потемнели, черные пряди волос норовили попасть в рот, поэтому она их слегка раздраженно откинула за спину. На высоких скулах овального личика от холодного ветра проступил румянец. Сейчас ей и двадцать пять с натяжкой можно дать, настолько свежей и юной она выглядит, хотя давно за сотню перевалило.

– Такие же сморщенные? И с красным клювом? – насмешливо наморщила покрасневший нос Аня.

– Вы у меня бесподобные красотки, сами знаете, – белозубо улыбнулась Василика, прежде чем мягко попеняла: – Детка, мы должны радоваться, что папа денежных клиентов нашел. Они доллары платят, значит – наш фонд безопасности значительно вырастет.

– Мам, да все я понимаю, – уныло махнула рукой красотка-мерзлячка. – Но целых две недели без вас будет скучно. И страшновато одним.

– Папа, как обычно, попросил Климова присмотреть за нашей территорией, пока нас не будет, – Василика хмурилась – тоже не любила оставлять нас одних надолго.

– Все в порядке, мамочка, я просто нервничаю, когда вы с папой надолго в тайгу с туристами уходите.

– Все будет хорошо, – старшая поцеловала Аню в лоб, будто та еще совсем малышка, и ласково погладила по спине. – Но напоминаю: без папы в лес не ходят, домой возвращаются засветло и ведут себя тихо.

– Я тоже обниматься хочу, – хихикнула и обняла своих самых близких родственниц на белом свете.

– И я! – услышали мы родной хрипловатый голос. Влад крепко стиснул в широких объятиях одновременно нас троих. Потом отстранился, окинул веселым взглядом и, мотнув головой, похвалился: – Девочки, вы у меня невероятные красавицы!

– Одна уж точно, – хмыкнула Аня, – а две другие – попросту копия. Вы постарались на славу.

Я мысленно с ней согласилась. Моя мама, ее сестра Анфиса и я были практически копиями Василики. Различия, конечно, есть, но незначительные, чтобы брать во внимание. Самое примечательное: у Анфисы глаза светло-карие, отцовские, а у меня – серо-голубые, почти прозрачные, будто хрусталь, видимо, тоже в отца, если бы я его знала. Но именно из-за внешнего сходства у нас возникали проблемы.

– Кто ж знал, что природа так шутить умеет, – виновато пожала плечами наша старшая родственница.

– Девочки, времени нет, по коням, – Влад наигранно строгим голосом прервал нашу болтовню. – Груз на борту, вертушка готова, наши туристы горят желанием встретить самого большого медведя, так что нам пора в путь.

– Лисенок, ты ничего не скажешь о наших гостях? – Василика внимательно посмотрела на меня.

Пока я вытаскивала из кармана вельветовых штанов два смятых рисунка, понадеялась, что родственники изменят планы, особенно когда Влад, расправив бумагу, посмотрел, нахмурился и спросил:

– Ты уверена?

– Дед, ну ты же сам знаешь выкрутасы моего дара. Ваш дорогой Абдулваххаб найдет свое счастье в объятиях медведя, о чем он страстно мечтает.

– Неужели он смерти ищет? – удивилась Василика. – Вот же непредсказуемые люди…

– Не знаю, здесь место и момент, который его осчастливит больше жизни, – вздохнула я. – Вы предупреждали, что тайга не городской парк и по ней бродят настоящие медведи, не желающие быть охотничьим трофеем?

– Страховку они оформили в иностранной компании, – задумчиво произнес Влад. – Я выяснил, что эмир неизлечимо болен раком. Вероятно, умереть в бою с сибирским мишкой для него действительно счастьем станет. И гордостью… посмертно.

– Ладно, учтем. А с остальными как? – поторопила Василика. – А то потеряем сразу всех клиентов в тайге – потом хлопот не оберемся, доказывая, что не виноваты. Лишнее внимание нам ни к чему.

Мы дружно молчаливо согласились: любое внимание для нас чревато слишком нежелательными последствиями.

– Второй рисунок для молодого, которого зовут Рагибом. Но он свое счастье встретит не на просторах Сибири. Видите, ковры и красотка в абайе…

– Значит, проблемы только с одним будут, – подвел итог Влад.

Я пожала плечами, мой дар слишком специфичный и, по-моему, абсолютно бесполезный. Рисовать я полюбила с детства, и временами мое увлечение походило на одержимость. Только со временем, когда подросла и научилась работать карандашом и кистью более-менее профессионально, совершенно случайно начала прослеживать закономерность.

Иногда, после встречи с кем-либо знакомым или нет, у меня возникали видения, которые нестерпимо тянуло запечатлеть. Выходили странные рисунки, в том смысле, что, будучи ребенком, я видела в жизни еще не так много. А на клочках бумаги, салфетках и альбомных листах, буквально попавшимися под руку карандашами, мелками и красками изображала незнакомые места, городские улочки, комнаты, чужие лица, мужские или женские. И всегда фиксировалось время – часы на руке человека, на стене городской ратуши. В общем, я «видела» место, время и действие или обстоятельство, когда человек мог встретить свое счастье. Не каждый же способен распознать в другом свою идеальную половинку: внешность не та, город чужой, а может и целый континент…