Книга Мистика - Тамара Шатохина

-  Скройся, уйди-и, - страшным голосом прошептала я, и дверь мигом захлопнулась.   Еще несколько шагов… угол дома и запах… снова этот запах горячего железа и  дизельного топлива.  Ваня спиной ко мне спускался с брони.  Стянул шлемофон, оставил его возле башни, оглянулся,  а  я задохнулась густым,  вязким воздухом…  замерла, ожидая – узнает… нет?

-  Алена! –  увидел он меня, шагнул, протягивая руки…

   И я с разгону кинулась ему на шею, пряча лицо на его груди и жадно вдыхая знакомый запах.

-  Как же ты долго, - промычала в комбинезон, цепляясь за  него и не давая отстраниться.

-  Ну что ты?  Я же обещал вечером?  Дай хоть посмотрю на тебя, -  развернул он меня лицом  к  восходящей луне и замолчал, вглядываясь.  И я плохо видела его в темноте, смутно.  Потянулась к его губам, ощутила их тепло, потом  жадный напор…

-  Мало времени, родная, совсем мало, - оторвался он, тяжело дыша и  провел  рукой по моей спине вниз, стиснул ягодицу, прижал к себе…

-  Чуешь, что делаешь со мной? Весь день так хожу… – почти простонал он мне в шею, впиваясь в нее поцелуем.

   Но я  еще  не совсем потеряла разум  и  помнила, что секс сейчас – дело второе.  Я просто не выживу, если опять…  Потянула его за собой вниз по склону.  Мы почти пробежали это расстояние, и только открывая дверь бани, я поняла, что мне мешает – фонарик в руке, который я прихватила по дороге, но так и не включила.  Мы специально оставили его на видном месте для бабы Мани.  А я так и сжимала его в кулаке, даже обнимая Ваню – пальцы свело, будто судорогой, а я и не заметила…

   Вскочив в предбанник, включила фонарик и кинулась в тот угол, где была спрятана мазь - лекарство для Ваниных рук, нагнулась, достала, сжимая склянку в руке.   А дальше -  стук закрывшейся  двери, мягкий рывок… и я уже стою,  прижатая спиной к его телу.

   Откинулась назад и выпрямилась, расправляя плечи и облегчая этим  доступ к  своей груди.  Живот судорожно втянулся, казалось – прилипая к спине.  Подобралась вся,  наслаждаясь тем,  как он приподнимает  грудь, будто взвешивая ее, мягко сминает  ладонями.  Сердце стучало так громко, что казалось – бьется в его руке…  Затихла, растворяясь в этом ощущении  близости,  чувствуя ягодицей ту самую готовность, от чего жар  волнами  пошел расходиться  по всему телу.

-  Хочу тебя, Ванечка, -  простонала в душную темноту.  Руки просились коснуться его, ощутить под  пальцами открытую, голую   кожу.  Больно оторвала его губы от своей шеи, рывком развернулась...  Сама уже покрывала поцелуями родное лицо – быстро, горячечно, жадно…

    А он, сосредоточенно сопя,  стаскивал с моих плеч бретельки длинного шифонового сарафана.  Улыбнулась, вспомнив, что под ним -  единственный комплект, кроме спортивных, который  взяла с собой.  Надела сейчас, потому что этот лифчик  с прозрачными бретелями красиво держал грудь под сарафаном.  А еще – такие же белоснежные узкие кружевные шортики.  Захватив с собой склянку с мазью, потащила Ваню в парную.

-  Ванечка, вначале полечим тебе руки, я тогда не успела… вчера.  Здесь мазь, она пахнет травой, зеленью, свежестью, - приговаривала я, подталкивая его к лавке.

-   Нет.   Измажу тебя всю…,  не мучай, не тяни, Алена – времени совсем нет, - прошептал он пересохшими губами, а я кивнула  и печально улыбнулась.  Положила фонарик на полок так, чтобы оказаться в потоке света, и стала раздеваться – стащила через голову сарафан, бросила в сторону и замерла, услыхав невнятный звук  из темноты, в которой сейчас оставался Ваня.  Объяснила, плавно поведя бедрами и почти задыхаясь от того, что чувствовала:

-  Я  ждала тебя, Ванечка.  Дай раздену тебя… сама.

   Он встал, позволяя расстегнуть на себе пуговицы комбинезона, стянуть его, потом исподнее.  Вспомнила вдруг Ирку, плавно  опустилась  перед ним на колени… но он подхватил меня под локти, быстро поднял и прижал к горячему голому телу.  Обхватил, облапил ручищами, пробормотал в ухо:

-  Ну что ты?  Это я должен  на колени… ты, как королева...

-  Ванечка! –  наливаясь до краев непонятным восторгом, залепила я его рот поцелуем – со смехом и слезами одновременно.  Оторвалась,  признаваясь, шепча ему в губы:

-  Я люблю тебя,  Ваня.

   Подхватив на руки, он опустил меня на полок… отступил, окидывая взглядом,  шагнул опять ближе, склонился...  потянул  на себя, дернул, навалился...

-  У-у-уррр… - рычал, терзая губами мою грудь... я отвечала.   А потом  на нас нашло какое-то безумие, сумасшествие, ураган, замешанный на  страстях, эмоциях и чувствах.  Наши руки не знали покоя – вспоминали, ощупывали, изучали, искали…, находили, лаская и запоминая.  Наши губы были везде – жадные, цепкие, немыслимо ласковые и жесткие одновременно.  Я пробовала на вкус его кожу, как самое изысканное лакомство, запоминая его для себя, не понимая толком что это –  вкус его пота или моих слез?

   Он тяжело и рвано дышал,  поднявшись надо мной, глядя в мои глаза и осторожно проникая, и я  выгнулась навстречу,  плавясь и тая.  Движение… откат, как морской прибой – мощно и нежно, осторожно и сильно…

-   А-а-а…!  - выгнуло меня под ним дугой  и затрясло от сладких конвульсий.  Он  замер на миг, вглядываясь в мое лицо и прислушиваясь…, и отпустил себя,  совсем перестав сдерживаться.  Двигался быстро и резко, потом замер на миг,  вздрогнул, пробормотав что-то, и опустился на меня всей своей тяжестью.  Так быстро все случилось, так быстро…, а мне нужно  успеть:

-  У нас с тобой родится сын, ты знаешь?  Как мы назовем его, Ваня? – тормошила я его.

-  Аленка… - улыбался он, скатываясь с меня и все равно не отпуская, крепко прижимая к себе.  Ответил со смешком: -  Пускай была бы  дочка – Анечка, сыновья у меня уже есть – двое.

-  Семья… - протянула я.

-  Дети – да, - помолчал и объяснил: -  А жена мне – ты.  Старшего уже забрали на фронт… -  разжал он руки, отпуская меня и отстраняясь.  Поднялся с лавки,  медленно и ласково провел ладонью по моей щеке, и  отвернулся, засобирался: - Пора, родная, завтра трудный день.

-  Не хочу, чтобы ты уходил… - простонала я, обхватив свои плечи руками, и вздрагивая от нервного озноба.  Сказать?  Не сказать?

-  Нужно  добить их – самому нужно, а то и  малого  заберут.  Я вернусь,  обязательно вернусь – обещаю, - быстро говорил он, одеваясь: - Другие чуяли свою смерть - было, а я знаю, что не прощаюсь с тобой, вот знаю  и все – тоже чую.  И ты  знай…

-  А я и знаю, - притянула я его к себе  и прижала его ладонь к своему животу: -  Знаю и чую, что здесь уже есть твоя дочка, Ваня, твоя… дочка…

   Десятая женщина, обещанная ему – вспыхнуло в мозгу… десятая и последняя.   Но…

-  Ваня!  Что с липой?  Я… ты любишь липу, Ваня? – с надеждой вцепилась я в него.

-  Какую Липу?   Что ты… дерево?  Смешная… - быстро целовал он мое лицо, обхватив его ладонями, -  ненавижу липу.  Когда  на фронт уходил, дышать на вокзале было нечем, задыхался, худо стало… до боли сердечной.  Нет, липу я не люблю.  Оденься, проводи меня.   Фонарик с собой возьми… не упала бы.