Книга В августе 1941 - Александр Оришев

Отдадим должное красноармейцам — действовали они оперативно. 7 января 1942 г. в 19.00 майор Зибарев и представитель Торгпредства СССР в Мешхеде Ничков в сопровождении двух бойцов прибыли в Юсефабад и попросили у чиновника таможни разрешить им переночевать в здании таможни одну ночь. Переночевав, они заявили, что на таможне имеются товары, в частности, шерсть, принадлежащая немцам. Когда же начальник таможни пытался объяснить, что шерсть принадлежит афганцам, они не успокоились и, ссылаясь на то, что на кипах имеется марка «Крупп-Гамбург», составили акт и вернулись в Мешхед. На следующую ночь Зибарев и Ничков с группой солдат на 67 машинах вернулись в Юсефабад и, погрузив на автомобили 908 кип, увезли их в неизвестном направлении[530].

143,5 кг динамита, 471 пистон, 780 м фитиля и другие взрывчатые вещества вывезли красноармейцы из Управления железных дорог «Туннель» в Пехлеви. В ночь на 13 января 1942 г. советские воинские части погрузили на автомашины и увезли находящиеся в Сарэполе и Чате 310 крепежных балок, приготовленные иранцами для отправки на рудники.

В проведении конфискаций «отличился» заместитель комиссара внутренних дел Армянской ССР Гезельян. Находясь в служебной командировке в Иране, он конфисковал легковую машину одного знатного иранца как трофейную и увез. Неоднократные просьбы иранской стороны вернуть автомобиль остались без ответа.

Можно понять иранцев. Разрыв торгово-экономических связей Ирана с Германией болезненно ударил по интересам той части купечества, доходы который зависели от германо-иранской торговли. Но и позиция СССР была предельно ясна: советские военные власти вывозили только товары, купленные немецкими фирмами в Иране и на которые имелись подлинные документы, удостоверявшие их принадлежность к немецким фирмам. В ходе иранской операции и в течение нескольких месяцев после ее завершения эти товары конфисковывались как собственность врага. Как ни печально для иранцев, но таких товаров действительно было немало.

* * *

18 сентября ГКО поручил НКИД немедленно приступить к переговорам с правительством Ирана об использовании иранской военной промышленности. В качестве предприятий, могущих быть использованными для нужд военной промышленности СССР, намечались: тегеранский арсенал, патронный завод, пулеметный завод, пороховой завод[531].

30 ноября 1941 г. A. A. Смирнов поднял вопрос о передаче Красной Армии иранских вооружений и использования иранской военной промышленности. Речь шла о получении части вооружений иранской армии: примерно 100 000 винтовок, 1500 легких и 1000 тяжелых пулеметов и патронов к ним. После настойчивых просьб шах дал принципиальное согласие на передачу СССР части вооружения иранской армии. Он пообещал дать приказ военному министру представить ему точные сведения о наличии вооружения, оставить для нужд иранской армии минимальное количество, а остальное передать советским военным властям. При этом добавил, что вопрос о винтовках и легких пулеметах решить легче, тяжелых же пулеметов и патронов очень мало, всего было 1000 станковых пулеметов, но немало растерялось за последние месяцы.

Что касается военной промышленности, то шах предложил для нужд Красной Армии все, что производят иранские заводы. Он заострил внимание на пулеметном заводе, который тогда находился на стадии строительства. Фундамент завода был возведен, оставалось собрать станки и оборудовать предприятие. При двухсменной работе завод мог давать два тяжелых и шесть легких пулеметов в день.

У советской стороны были свои виды на этот завод. Тогда планировалось сохранить этот завод в Иране и при первой необходимости расширить его.

Завладеть заводом рассчитывали англичане. Перевезти его в Индию, как полагали британцы, в более безопасное место от возможных немецких бомбардировок. Генерал Фрезер уже вел соответствующие переговоры с военным министром А. Нахджеваном. Воспользовавшись сложившимся положением, за бесценок купить иранские вооружения — надеялись алчные британцы. Скупость английской стороны не могла вызвать энтузиазма у иранцев.

«Нас, конечно, больше устраивает предложение СССР, так как в этом случае мы сможем подготовить и обучить наши кадры, будем иметь первоклассное предприятие, и, наконец, из Тегерана лучше и быстрей доставлять продукцию завода, чем из Индии. В конце концов, если бы речь шла о продаже, то его следовало бы продать СССР», — заключил Мохаммед Реза[532].

В декабре 1941 г. советское правительство вновь обратилось к иранцам с просьбой приобретения вооружений. Иранцы подтвердили свое согласие.

В январе 1942 г. A. A. Смирнов обратился с просьбой о продаже иранского оружия для восьми советских кораблей, курсировавших в Индийском океане и Персидском заливе. Речь шла о 8 дальнобойных пушках, 8 зенитных орудиях и 16 пулеметах[533].

В феврале 1942 г. A. A. Смирнов вернулся к вопросу о пулеметном заводе. Но теперь речь уже шла о его перемещении на территорию СССР. А вот эта просьба не вызвала энтузиазма у иранцев. Наши союзники хотят забрать у нас последнее оружие, германская пропаганда очень сильно заработает на этом деле, — примерно так рассуждали в Тегеране. «[…] когда мы продали вам первую партию оружия, правительство официально заявило, что проданное оружие было у нас в излишке, что оно производится на иранских заводах и что союзники дадут нам взамен оборудование для пуска наших заводов. Что же мы скажем, если продадим пулеметный завод?»[534]— эти слова иранского премьера означали буквально следующее: он против сделки.

Понимая, что вопрос с пулеметным заводом на уровне премьер-министра не решить, 8 марта A. A. Смирнов обратился с этой же просьбой к шаху. Настроение у шаха сразу же испортилось. Молодой правитель Ирана заявил, что вопрос этот очень сложный и что он желает, чтобы завод работал в Иране для нужд армий союзников и Ирана. Он желал бы, чтобы СССР организовал работу этого завода в самом Иране, прислав сюда своих специалистов и квалифицированных рабочих и тем самым помог бы подготовить квалифицированные национальные иранские кадры. «Продажа завода произведет неблагоприятное впечатление в стране, так как будут говорить, что союзники все забирают у Ирана», — высказал свою точку зрения Мохаммед Реза[535].