Книга Апокалипсис для шутников - Антон Краснов

Вася Васягин неспешно распрямился, строго шмыгнул носом, посмотрел на часы и сказал:

– Опаздываете, товарищи.

– Когда это ты таким бюрократом успел стать? – весело спросила его Галлена, расплываясь в улыбке. – Как наши? Все живы-здоровы? Эллер и Поджо вернулись из средневековой Испании? А мы тут еще две «отмычки» приволокли – облачение Торквемады, вон, на Женьке, и кувшин Понтия Пилата.

– Поджо и Эллер прибыли уже две недели назад. Более того, Поджо, как наиболее сохранивший силы, вместе с Коляном Ковалевым и Астаротом Вельзевуловичем, товарищем Добродеевым, побывали в фашистской Германии, где добыли еще одну «отмычку», а именно усы этого задохлика Шикльгрубера, он же Гитлер. Такая сволочь!.. Пусть потом никто не жалуется, что мы испортили дипломатические отношения Германии с СССР! – хихикнул Васягин, потом, практически сразу же став серьезным, продолжал: – Так что твое возмутительное опоздание ни в какие ворота не лезет. Дело-то к концу подходит, а ты, Женя, безобразничаешь! Нужно теперь думать о Китае, где добыли первый кирпич из Великой Китайской стены, – хмуро закончил сержант Васягин.

– Сам ты кирпич! – обиделся Женя. – Ты что, Васягин, не рад нас видеть? Мы еле ноги унесли. Я – так вообще из двух миров сразу. Я от Торквемады ушел, я от Колумба ушел, от Пилата ушел, а от тебя, дурень ты этакий, и подавно уйду, если не закончишь свои протокольные шуточки…

Васягин спокойно выслушал гневную тираду Афанасьева и только после этого, повторно шмыгнув носом, промолвил:

– Какие тут шуточки. Вы прибыли на две недели позже, чем было рассчитано. А тебя, Афанасьев, мы вообще не рассчитывали увидеть. Если бы нас не предупредили, то, быть может, мы тебя и ждать бы перестали…

– Ага! – рявкнул Афанасьев. – Жди меня, и я вернусь, только очень жди!.. И кто же вас предупредил, что еще есть смысл ждать заблудшего члена концессии, Афанасьева Евгения?!

– Да, собственно, это был я, товарищ Афанасьев.

Женя поднял глаза и почувствовал, как у него медленно отвисает челюсть. Стоящая рядом с ним Ксения округлила глаза, и даже невозмутимые дионы сделали какое-то резкое поступательное движение по направлению к бронетранспортеру. Еще бы!.. Ведь на бэтээре появилась фигура, которую можно увидеть разве что в американских комиксах, где наблюдается эклектичное смешение всех жанров, помноженное на тотальную невежественность создателей этих самых комиксов. Появился Владимир Ильич Ленин. Собственной персоной.

Конечно, явление Ильича на бронетехнике – факт достаточно хрестоматийный. Однако сейчас вождь мирового пролетариата выглядел по меньшей мере странно: на нем было какое-то невообразимого фасона рубище, сшитое из дубленой оленьей шкуры и открывавшее татуированную грудь. Впрочем, к чести Владимира Ильича следовало заметить, что была видна только часть татуировки, да и то прикрытая вульгарным ожерельем из бирюзы и просверленных ракушек – чрезвычайно модным украшением в индейских племенах.

Товарищ Ленин поправил прическу. В редких волосах, отражаясь в лысине, торчало белое перо. Возвращаясь же к татуировке, следует сказать следующее. Если бы Владимир Ильич снял верх своего «обмундирования», то все увидели бы изображение мускулистого индейца, который метлой смахивал с земного шара (земной шар напоминал при этом татуированного Колобка из русских сказок) пузатого капиталиста в цилиндре и попа в соответствующем облачении. Портретное сходство духовного лица, изображенного на тату, с фреем Торквемадой было несомненным. Под татуировкой виднелась надпись на русском и испанском языках, довольно-таки бессмысленная: «Вся власть индейскому пролетариату!» Афанасьев прищурился и только тут разглядел и другую надпись, а именно, лозунг на кумаче, прикрепленном к борту бронетранспортера: «Каждая скво должна уметь управлять государством!»

Владимир Ильич спрыгнул с бэтээра, энергично потряс руку Афанасьеву, поздоровался со всеми прочими возвращенцами, при этом держа в руке гранатомет «Муха». И заговорил в своей обычной манере:

– Здравствуйте, здравствуйте, товарищи!.. Признаться, очень рад вас видеть! Вот вас, товарищ Афанасьев, я, откровенно говоря, не чаял увидеть так скоро. Вы ведь так скоропостижно исчезли с корабля товарища Колумба. Я об этом немного наслышан, расскажу чуть попозже. А что насчет меня, так я, признаться, принял участие в открытии Америки, гм-гм, да, товарищи! Я сразу же начал разъяснительную и агитационную работу среди местного населения! Товарищ Колумб и его прихвостни с ходу начали бессовестный обман наивных индейцев, выменивая бусы, разные мещанские побрякушки и колокольчики на чистое золото!.. Я попытался указать товарищам индейцам на неравноценность такого обмена, потому что уж кто-кто, а я хорошо знаю, к какому ограблению трудящихся масс приведет открытие Нового Света. Конечно, товарищу Колумбу не понравилась такая моя инициатива, и он распорядился меня повесить. Уф! – Владимир Ильич даже подпрыгнул от возмущения, словно стараясь казаться выше ростом. – Но, к счастью, рея, на которую меня ловко вздернули по распоряжению этого эксплуататора, несколько пообветшала и поиздержалась за время длительного путешествия через Атлантику, так что она не замедлила обломиться. Архивезение! Я упал в воду и добрался до берега, где был встречен гостеприимными индейцами. Они приняли меня в свое племя, и очень скоро я стал вождем.

– Я же говорил, что вы переквалифицируетесь!.. – весело воскликнул Афанасьев. – Всё-таки вождь мирового пролетариата и вождь индейского племени – это сходные профили! И как же вас там именовали? Указующая Рука, как я и предрекал?

Владимир Ильич важно посмотрел на Женю и ответил:

– Мне дали имя Кальфоукоуру Солнечная Голова.

– Солнечная Голова – это, наверно, за то, что им понравилось, как лучи солнца играют на вашем сократовском лбу, – не унимался Женя.

– Не ерничайте, товарищ Афанасьев. Эти меньшевистские штучки со мной не пройдут. Да, меня прозвали Кальфоукоуру Солнечная Голова. «Кальфоукоуру» в переводе означает «бледнолицый воин, вышедший из волн великого океана со стороны восходящего светила, рекущий только правду и ничего, кроме правды…» Ну, и так далее, я дальше забыл, а там еще есть. Архимудреное имя, товарищи. Впервые в моей революционной деятельности такое мне дали. Ну так вот, я широко развернул в своем племени революционную агитацию. Мне даже удалось создать первичную партийную организацию, в которой я внедрял азы политграмоты…

– Я же говорил, что он будет учить индейцев марксистско-ленинской философии и прочей диалектике… – склонившись к самом уху Ксении, насмешливо выговорил Афанасьев.

Владимир Ильич, как оказалось, имел чрезвычайно чуткий слух. Он с живостью обернулся и, одной рукой придерживая гранатомет, а второй потрясая в воздухе, воскликнул:

– А что же вы думали, товарищ Афанасьев? Именно так, именно так, батенька! В моем племени жил любознательный старик-индеец, по имени Сухорукий Муравьед. Однажды он пришел ко мне в вигвам и сказал: «Вождь Солнечная Голова, вот ты употребил слово „логика“ и еще – „диалектика“. Сухорукий Муравьед не хочет уйти к праотцам, не узнав, что это такое». Я сказал: «Конечно, товарищ, я вам всё объясню на очень простом и общеизвестном примере. Так вот, представьте, что идут к ручью два индейца: один чистый, другой грязный. Который из них будет мыться в ручье?» Старик отвечает: «Конечно грязный, потому что он грязен, а ведь он не может прийти к своей скво грязным и вонючим, как хорек, потому и должен вымыться». – «Правильно, товарищ Муравьед. Теперь объясню, что такое „диалектика“, на том же примере. Идут к ручью два индейца, один грязный, а другой чистый. Казалось бы, мыться должен грязный. Но он оттого и грязный, что не моется и является неряхой и грязнулей. Значит, мыться идет чистый индеец. Вот это и есть диалектика».