Книга Четвертый поход - Сергей Волков

…Громыко вернулся под вечер, злой, голодный и веселый. Илья все время, пока начальник «Светлояра» отсутствовал, места себе не находил, и в конце концов Торлецкий напоил его успокоительным и уложил спать.

— Ну, граждане дорогие, доложу я вам, и каша заварилась вокруг Янки! — уплетая быстренько сваренные Митей пельмени, рассказывал с набитым ртом бывший майор. — Во-первых, на встречу явился не тот… ну, не Рыков. Янка его засветить мне хотела, когда сказала, что придет бритый. А газетку гейскую придумала, чтобы заставить этого Рыкова понервничать. Нервничающий переговорщик может проколоться и не заметить. Она молодчинка, правильно все сделала… Только раскусили ее…

Пришел бритый, пришел, но! Свежевыбритый, весь в порезах, и башка незагорелая, белесая. Короче, сам этот депутат идти очканул, барбоса прислал вместо себя. Я ему: «Что за вещи ищем?» Он мне: «Ну, там какие-то иконы были, барахлишко церковное…»

Не, ну как с такими работать? «Барахлишко»… Тьфу! Пришлось объяснять ему популярно, что мне полный перечень вещей нужен, желательно — профессиональный, с оценками антикваров. Два часа на это ушло, два! Барахла там и впрямь полно — паникадило, три чаши, кресты наперсные, все золотое, с камнями. Плюс — цепочки, перстни, ножницы какие-то, тоже золотые. И икона. Из-за нее, я так понимаю, весь сыр-бор и разгорелся. Доска пятнадцатого века, «Богоматерь Умиления Пустоозерская». Редкая вещь, считалась пропавшей или даже погибшей в безбожные тридцатые годы.

Я барбосу этому говорю: «Давай, связывай меня с боссом!» Тот — ни в какую. Еле дожал. Берет трубу Рыков. Я ему первым делом кричу: «Если с Янкиной головы хоть волос — найду и грохну!» Он мне: «С босотой так базарить будешь, ментяра!» Ого! Понимаю — наш клиент. Из бандюков. Ладно, проехали. Говорю ему: «Найду икону, не бздэнь! Больно редкая и приметная доска». А он: «Мне все вещи нужны — и чаши, и кадило. И ножницы!» Во жлоб! У самого денег — удавиться, а за рыжье повелся. Ну ладно, договорились мы с ним, барбос покоцанный контактный телефон оставил — и слился. А я по барыгам сразу метнулся, удочки закинул, агентуру поднял. И так мне подфартило с ходу — сам не ожидал! Икону нашу и остальное барахлишко хапнул некто Бурогоз, он же гражданин Буро Эммануил Эдуардович. Клюквенник старый, тертый, из послевоенных сук. На тайник, в котором Богоматерь лежала, он случайно вышел. Нарыл его наводчик в архиве письмишко расстрелянного большевиками батюшки, в котором тот намеками да ребусами всякими сообщает, где заныкал ценности из церкви, в которой служил.

Бурогоз как глянул, какое ему счастье привалило, — сразу дернул к Попятке… Это оценщик известный, Попятный Александр Николаевич. Ну, и как у них водится, двуликий Анус — краденое скупает по-тихому. Перетерли они, и Бурогоз скинул свою добычу по мизеру — пятнаху всего взял. Попятка — он ушлый, бегунов своих в черном теле держит. Клюквенникам в воровской среде ни почета, ни уважения, чуть что — отпетушат, опустят.

Я Попятку за хибоз вздернул — он и лапки задрал, мол, я — не я, лошадь не моя, а икону ту знаю, оценивал, но не более того, потому как она — собственность известного предпринимателя, мецената и любителя старины Бориса Калачова… Ну, тут просто Гоголь, немая сцена.

— Подождите, Николай Кузьмич, — перебил Громыко Митя, — Борис Калачов — это что, Мишгановский брат, который бандит и авторитет?

— Именно, Митька! То есть — пропала икона, у Калача теперь не выцарапать. Они, бандюганы, нынче в верующие подались, на храмы жертвуют, всенощные выстаивают…

Ну, думаю, надо хоть остальное вернуть. Беру я этого хлыща барыжного за горло, натурально, рукой беру и спрашиваю ласково: «А скажи мне, плесень, где все остальное барахлишко, что тебе Бурогоз притаранил?»

В общем, готов он рыжье все уступить за чисто символическую сумму, по дружбе. А икона — тютю. Я звоню Рыкову, и тут выясняется странная штуковина: икона ему без надобности, ему как раз утварь эта нужна!

Короче, нужны деньги. Тысяч двадцать зеленых. Наликом…

— А евро подойдет? — в дверях стоял заспанный Илья — под глазами круги, волосы взлохмачены.

— О, Илюха! — Громыко жестом указал на свободный стул. — Машину твою мои ребята к нам на стоянку доставили. Не понимаю, как ты на ней вообще до Москвы доехал…

— Я не доехал. Меня доставил Удбурд, а потом бросил, сволочь, — тихо пробормотал Илья. — Но это все потом… Так евро подойдет?

Удивленный Громыко кивнул:

— Евро, думаю, подойдет. Как только возьмем у Попятки вещи из тайника — можно будет забивать стрелу с Рыковым. Илья, да присаживайся, чайку попей…

— Некогда чаи распивать! — твердо сказал Привалов. — За деньгами надо ехать. Я чувствую — нельзя медлить. Что-то готовится. Что-то очень нехорошее…

* * *

Весь день Яна провела взаперти. Из Мерзляковского переулка кортеж Рыкова отправился на запад Москвы и где-то в районе Щукино нырнул в подземный гараж у подножия стеклянной башни, свечой вздымающейся в небо.

Три поста охраны, десяток суровых секьюрити, лифт, открывающийся личным электромагнитным ключом — по всем этим признакам Яна поняла, что находится в цитадели Рыкова, в его логове.

Константин в сопровождении троих шкафообразных бойцов доставил Коваленкову до дверей, как он выразился, «личных вип-апартаментов», где отстегнул наручник, буквально втолкнул девушку в комнату и запер стальную блестящую дверь у нее за спиной.

Апартаменты и впрямь оказались шикарными. Как там в детском михалковском стишке?

Входишь — чисто и светло,

Всюду мрамор и стекло…

Помимо мрамора и стекла в наличии был матовый серебристый металл, тонированный бук и медные стеновые панели. В дизайне комнаты стиль хай-тек удачно сочетался с олд-техно, символизируя связь времен.

Светильники, кресла, письменный стол, свисающая с потолка на тросиках плазменная панель, DVD, кондиционер, куча глянцевых журналов на низеньком столике-призме возле кожаного дивана.

Вип-апартаменты, в которые поместили Яну, имели лишь один недостаток — в них не было окна…

…Ох, и долог день до вечера, коли делать нечего! Пролистав все журналы, Яна попыталась посмотреть телевизор, но то ли антенна оказалась отключенной, то ли девушка не разобралась с управлением этим чудом телевизионной техники.

В общем, единственным развлечением в ее новом узилище оказался обед, принесенный все тем же Константином. В отличие от спартанского меню на борту дирижабля, здесь кормили «по-богатому», что называется, от щедрот.

Суп с морепродуктами, о названиях которых Яна и не догадывалась, салат с тигровыми креветками, телячья вырезка в грибном соусе, фрукты, минеральная вода, пирожные, словом — прощай, талия!

Отобедав, девушка с ногами забралась на диван, накрылась пледом и закрыла глаза. После того как ей удалось связаться с Громыко, Яна несколько расслабилась. Ее бывший начальник хоть и был типичным грубоватым ментом, сыскарем от Бога, но своих не бросал никогда.