Книга Первая леди - Сьюзен Элизабет Филлипс

— Ты несправедлива, — тихо выговорил он.

— Мне все равно! Повторяю, я видела лицо Люси, и мне не до справедливости!

— Я не обязан объяснять свои поступки.

Нили отвернулась.

— Не обязан.

— Послушай, Нили, я тут ни при чем. Не я создал эту ситуацию. Ее мне навязали.

— Да, по-моему, ты об этом упоминал, — резко, чтобы скрыть боль, бросила Нили. Пусть они были вместе неделю, но за это время стали семьей. Эта крепнувшая связь для него была бременем, а для нее означала все на свете.

— Ты это из-за детей? Или из-за нас?

Такое качество, как деликатность, отнюдь не было присуще Мэтту, и ей следовало знать, что он очертя голову ринется в бой.

— О нас? Такого понятия вообще нет, — выдохнула она, надеясь, что он возразит. — Мы оба это знаем. Есть только то, что существует в этот момент.

— А ты хочешь, чтобы было больше?

О нет! Она не позволит ему над собой издеваться!

— Да как это возможно? Я ведь женщина. Часть империи зла. Не говоря уж о моем положении в этой стране.

— Ты действуешь мне на нервы!

— Мне это абсолютно все равно.

Все вышло из-под контроля: ее эмоции, жизнь, любовь к человеку, которому она безразлична. Они даже не способны спокойно обсудить причины, по которым их брак невозможен. Потому что его чувства к ней совсем не глубоки.

Она ожидала, что Мэтт в гневе выбежит из спальни, но этого не произошло. Он подошел ближе, протянул руки и привлек ее к себе.

— Негодница, — проворчал он. Ах эта его неуемная доброта!

Она ощутила, как он гладит ее по волосам и, жалобно всхлипнув, прижалась щекой к его груди.

— Знаю.

Он коснулся губами ее макушки.

— Неужели нравится ругаться со мной?

— Наверное.

— Ладно. Раздевайся.

Если бы все было так легко…

Нили вздохнула:

— Не все решается сексом.

— Не хочу слышать никаких возражений, снимай одежду. Меня нужно ублажать.

— Ублажать? Разве так обращаются с первой леди?

— Ты моя первая леди, и я только начал. — Он ухватился за полу блузки и в спешке оторвал завязку подушки. — Черт, ненавижу эту штуку!

— Еще бы! Ты ненавидишь все, что имеет хоть какое-то отношение к детям.

— Нечестная игра!

— Можешь подать на меня в суд.

— У меня идея получше.

Глаза Нили раскрывались все шире, пока он излагал свой план восхитительно-непристойными словами, не скрывая того, что было у него на уме. Желание, сильное, как боль, пронзило ее.

— Уверен, что способен ублажить меня?! Не скиснешь на полпути?

— Постараюсь.

Одежда разлетелась по всей комнате, и уже через мгновение они оказались в постели. Он навалился на нее и стал осыпать поцелуями. Она отдалась его ласкам, рукам, мускулистому телу, с радостью приняв его в себя. Ощутила первый резкий выпад.

Их схватка была свирепой и отчаянной. Оба отдавали все, ничего не утаивая. Вот только слов любви не было. Она не могла высказать то, что чувствовала. А он просто не испытывал в этом потребности.

Когда все было кончено, он осторожно погладил ее, как нечто бесконечно хрупкое и маленькое. Поцеловал ее лоб, уголки губ, кончик носа. Словно пытался навсегда запомнить ее лицо.

Она прижала губы к его груди, провела пальцем по ключицам.

Мэтт погладил ее плечо, зарылся лицом в волосы. Она почувствовала, как он вновь напрягся, и скользнула рукой по животу, чтобы приободрить его.

— Мне нужно сказать тебе кое-что, — почти неслышно шепнул он.

Похоже, его что-то тревожит. Но время и без того работает против нее. Она опустила руку чуть ниже.

— Потом.

Едва она коснулась его плоти, Мэтт задохнулся и положил ладонь на ее дерзкую руку.

— Только сейчас. Я и так слишком долго это откладывал.

— Девочки скоро вернутся. Ну же! В последний раз.

Он перевернулся на бок, оказавшись лицом к ней. И выглядел при этом таким мрачным, что сердце Нили сжалось от дурного предчувствия.

— Мне следовало сказать тебе вчера… даже раньше… но я струсил. Побоялся. Тебе вряд ли это понравится.

Игривый настрой куда-то пропал. Куда подевались томность и чувственные порывы?

Нили терпеливо ждала, но Мэтт по-прежнему колебался. Ей уже становилось дурно.

— Ты женат, — выдохнула она.

— Нет! — Он гневно сверкнул глазами. — За кого ты меня принимаешь?

Ослабев от неожиданной радости, она вновь откинулась на подушку. Все остальное не важно. Хуже этого ничего быть не могло.

— Нили, я не работаю на сталелитейном заводе.

Нили посмотрела на него с недоумением. Он кажется таким расстроенным. Таким серьезным. Так и хочется утешить, сказать, что все его тревоги выеденного яйца не стоят!

— Я журналист.

У нее перед глазами все поплыло.

— Я пытался признаться вчера в ресторане, но оказался слишком большим эгоистом. Хотел провести с тобой последнюю ночь.

Долгий молчаливый вопль ужаса и ярости копился в душе, готовый вырваться на свободу. Он что-то говорил… говорил… пытался объяснить…

— …работал в Лос-Анджелесе… желтый канал… таблоид… возненавидел свою работу…

Нили чувствовала, что теряет сознание.

— …все искал суперисторию, сенсацию… чтобы снова высоко держать голову, но…

— Сенсацию?

Наконец она уловила обрывок фразы, кое-как обретя способность думать.

— Я продался, Нили. И понял по собственному опыту, что деньги ничего не значат, если теряешь уважение к себе. — Его голос словно доносился издалека, становясь тише и тише.

— Так что я такое для тебя? Твоя суперистория? Сенсация? Способ вернуть самоуважение?

— Нет! Пожалуйста, не смотри на меня так.

Какая утонченная жестокость! Значит, она все-таки не избежала внимания прессы? Самые интимные моменты ее жизни выставят на всеобщее обозрение? Она спала с врагом!

— Я не причиню тебе вреда, — пробормотал он.

— То есть не станешь обо мне писать?

Он колебался всего какие-то доли секунды, но этого оказалось достаточно. Нили вскочила с кровати и потянулась за одеждой.

— Я уеду, как только попрощаюсь с Люси.

— Подожди. Позволь мне объяснить.

И она позволила. Терпеливо стояла, пока он выбирался из постели… мучительно морщился, пытаясь подобрать слова. И услышала лишь жалкий лепет: