Книга Момент перелома - Александр Михайловский

Кстати, сама по себе новость о поездке привела меня в невероятное возбуждение. Я смогу увидеть Санкт-Петербург начала двадцатого века! Окунуться в атмосферу того дореволюционного благолепия, называемого Серебряным Веком, с которым я была знакома из фильмов и книг… Познакомиться с великими людьми того времени, цветом русской интеллигенции и аристократии… Блок, Ахматова, Гумилев, а также Гиипиус и Мережковский. Правда, последнюю парочку Павел Павлович совсем не уважает, называет эсеровскими крысками и грозится прибить вместе с их любимчиком Савинковым так, чтобы и мокрого места не осталось.

Особенно сильно меня взбудоражила мысль о том, что мне наверняка придется общаться с довольно высокопоставленными людьми, и я от этого даже вовсе потеряла сон. Я все пыталась вообразить, как это будет происходить, и ужасно нервничала уже заранее. Санкт-Петербург – это не острова Эллиота, там надо, как говорится, «держать марку». Справлюсь ли я? Не ударю ли в грязь лицом? О Боже, я ведь просто научный работник с задатками организатора и толкача, но выше замгубернатора я никогда не поднималась! По верхним этажам ходил сам Павел Павлович, вот перед ним чинуши уж точно ходили строевым шагом. У меня же совершенно нет опыта в разных кулуарных делах, и всю свою жизнь я была очень далека от всего этого!

Однако товарищ Одинцов считает, что предстоящая миссия мне по силам. Хоть он и дипломатично не произносит этого вслух, но в его глазах, когда он смотрит на меня, робеющую, читается: «Не стоит мандражировать, уважаемая Алла Викторовна. Взялся за гуж – не говори, что не дюж». Что ж, это правильно. Мне следует быть смелее и решительнее. Ну, то есть, я такой, может быть, и кажусь со стороны, а сама-то трусиха и паникерша… Но я никому, никому не скажу о своих терзаниях, только буду почаще повторять себе в качестве установки: «Хочешь быть настоящим директором – будь им!»

Хоть мыслями я уже там, в Российской столице, все же признаюсь, что мне жаль будет покидать наш уже довольно обжитый дом – острова Эллиота. Кстати, я все время забываю выяснить, кто такой этот Эллиот. Наверное, какой-нибудь англичанин, пират, который разбойничал в этих краях, а потом зарыл тут свои сокровища. Звучит, как сюжет авантюрного романа…

Я привыкла к нему, нашему первому пристанищу, мне стала нравиться дальневосточная природа; я полюбила этих милых девушек-кореянок и их пикантные салаты… Полюбила нашу уютную каюту, беседы за вечерним чаем с местными учительницами, свою English practice с Джеком Лондоном… Наши задушевные беседы о сути национальных характеров русских и американцев. Да, я всегда буду с сердечным волнением и трепетом вспоминать наше здешнее житье-бытье, но, к сожалению, оно для меня остается в прошлом.

Мы – те, кто попали в список – не особо афишировали предстоящую поездку, хотя и тайны из нее не делали. Очень скоро все узнали об этом. И самое сильное впечатление это произвело на Виктора Никоновича.

– Вы и вправду уезжаете в Петербург, Алла Викторовна? – сказал он мне крайне взволнованным голосом, когда я зашла в его каюту забрать окончательную версию его отчета.

– Да, правда, – кивнула я, отвернувшись к иллюминатору и не глядя на Виктора Никоновича, мои глаза в это время следили за карандашом, который бежал по списку всего того, чем мы собрались осчастливить этот мир.

За моей спиной раздалось оглушительное молчание. Вот именно – оглушительное, в том смысле, что оно сразу привлекло мое внимание, ведь до этого шуршание переворачиваемых страниц блокнота, покашливание и прочие звуки деловой сосредоточенности создавали этакую привычную, «рабочую», довольно хрупкую тишину.

Оторвавшись от своих бумаг, я оглянулась на мужчину. Он был бледен и смотрел на меня таким трагическим взглядом, что мне сделалось не по себе. Как раз в этот момент мне стало абсолютно ясно то, о чем я догадывалась уже давно – Позников неравнодушен ко мне… Причем очень сильно неравнодушен – его круглые глаза как-то слишком ярко горели, губы дрожали, и все лицо походило на застывшую восковую маску. Я лихорадочно соображала, что же мне теперь делать. А ведь я самым бессовестным образом флиртовала с ним! И довольно откровенно. Вот дура-то, сама виновата… Дала повод надеяться… Да ведь, если честно, были у меня мысли замутить романчик с этим изгоем, вставшим на путь исправления… Но эти мысли еще не успели оформиться в решение, как у меня появился новый «фаворит» – Джек Лондон. Ну, тут у меня, правда, не столько мысли о «романчике» были (все-таки он в какой-то степени божество, куда уж мне, старой тетке, рыпаться), сколько просто общение с интересным человеком и очаровательным мужчиной. Ну а потом я получила приказ о командировке…

Виктор Никонович, с некоторых пор ставший таким выдержанным и благоразумным, сейчас походил на влюбленного безумца, которого тактично отвергли. Я смотрела в его потемневшие глаза и с ужасом думала: «Вот сейчас он просто накинется на меня и изнасилует…» В моем взгляде промелькнули растерянность и страх, и он, несомненно, без труда прочел эти эмоции. Он опусти глаза и как-то прерывисто вздохнул; вслед за тем, расслабившись, вздохнула и я. Опасный момент миновал – он взял себя в руки, так что опасность быть изнасилованной мне больше не угрожала.

– Что ж… – не глядя на меня, проговорил он неестественным голосом, – желаю вам успешно справиться со всеми поручениями руководства… Ну и личного счастья вам тоже желаю… Наверное, вы сможете найти в Петербурге хорошего жениха…

В нем шла борьба. Он старался быть великодушным и порядочным. Но другая, пока еще не до конца побежденная часть его личности подстрекала к противоположному. Я хорошо ощущала, как он пытается задавить свою вторую сущность. Наконец, кажется, ему это удалось. Он даже сумел улыбнуться – но улыбка вышла жалкая.

Теперь мне нужно было придать разговору немного легкости, чтобы развеять неприятное чувство.

– Ну что вы, Виктор Никонович… – со смущенной усмешкой сказала я, – я еду в Петербург, чтобы работать; вряд ли у меня будет время на личную жизнь…

– А я уверен, что многие мужчины будут от вас без ума, наперебой предлагая руку и сердце… – Он горько усмехнулся.

– Ну, это вряд ли… – Я потупилась.

– Почему же?

– Потому что в России домострой… Деловая женщина – не слишком желанная невеста для мужчин этой эпохи.

– Мужчины разные бывают… Даже в этой эпохе, – задумчиво изрек он мудрые слова.

– Ну, не знаю… – пожала я плечами, не желая углубляться в эту тему. – Ну а что же вы, Виктор Никонович? – это я, что называется, «перевела стрелки». – Никого еще себе пока не присмотрели? – Я знала, что, хоть тема и щекотливая, но мой шутливый тон настроит его на нужный лад.

Он ошарашено глянул на меня – словно я изрекла несусветную глупость. Открыл было рот – но тут же закрыл его, передумав, очевидно, произносить то, что вертелось у него на языке. А что там могло вертеться? «Я даже не обращал ни на кого внимания, потому что был увлечен конкретной персоной, которая крутила хвостом, бессовестно обольщая меня…»

Я решила продолжить свою мысль.

– Вы знаете, Виктор Никонович… Я бы вам посоветовала присмотреться к Марии Петровне – ну, это та местная директриса школы, что живет с нами в одной комнате. Кстати, она спрашивала о вас… – Ну конечно же, как я раньше не догадалась рассказать ему об этом! Вспомнила только сейчас…