Книга Спящая красавица - Дмитрий Бортников

Хорошо, вот она уснула... Уфф. Хорошо. Я сел на ступеньки. Если б я не открыл заслонку... Что бы осталось? Только платья, синее, красное, желтое. Только платья бы развевались! Когда бы мать хватились?! Дядя уже заходил. Значит, только завтра. Или послезавтра. Или никогда. Ну и что, если дым из печи в июле? Каждый с ума сходит по-своему. Пошептались бы и все. Вскочив, я помчался в дом и сразу по лестнице — на печку. Мать все еще дрожала. Она еще не согрелась! Она бы и в аду мерзла! Я сам начал дрожать. От своих мыслей. От их быстроты. Потихоньку, как контуженный, я спустился сначала на одну ступеньку. Потом на другую. Потом еще. Очень трудно отвернуться от такого подарка...

«Не-е-е, это непорядок! — Мать проснется и заведет... Про платья. — Почему не снял?! Они все как кол! Пересохли! Сам гладить будешь! Идиот! Где тебя черти носили!»

Надо себя занять чем-нибудь!

Не думать. Не думать. Она тан спит. Так крепко спит. Она стучит зубами во сне! Она спит в сугробе! Она плывет на льдине! Для нее уже март! Ледоход. У нее в голове распустилась верба! Не думать не думать. Все было бы хорошо. Все было бы хорошо. Просто задвинуть заслонку. Раз. Одно движение. Она уснула. Навсегда бы уснула. Одно движение! Только раз и все! Закрыть заслонку! И все! Все бы кончилось. Не думать не думать...

Я чуть не заорал! Пот заливал глаза, а я стоял с красным платьем в руках. Меня трясло! Я сам замерзал!

Ну-ну, иди полежи со своей мамочкой. Еще не поздно, еще не поздно, ничего не потеряно, ляг с ней рядом, побудь с ней, никогда не был, полежи рядом, посмотри, как она спит, взгляни на нее один раз, всего один раз, запомни ее. Запомни ее... Такую. А потом задвинь заслонку. Да. Тихо-тихо... Ра-а-аз и все. Потом — все.

Дрова уже все прогорели. Печка раскалилась докрасна! Пока она остынет, пройдут годы! До следующего лета нам не надо дров. От нас и так растает шапка на полюсе! Белые мишки станут бурыми от загара! Они снимут шубы! Они будут ходить голые, на задних лапах! Тюлени исхудают, истекут жиром! Их можно будет скатывать, как коврики, и носить под мышкой! Если б я знал, где у меня половицы, я снял бы свою кожу! Если б они были! Черт! От этой жары в деревне все набекренились! Солнце все перебекренило, все мозги и даже! Те, кто еще недобекренился, — бекренились быстро и в один день! Ха! Мы превратились в солнечные батареи! В цветы, что повернулись рожами к солнцу! А лепестки — набекрень! Как бескозырки! Да.

Ни кусочка тени во дворе. Ни листика тени! Куры, затянув глаза пленкой, грязными кучками застыли в пыли. Я снял с себя шорты, сандалии, рубашку. Я стоял в трусах посреди двора. Свесив голову, как подсолнух! Посреди нашего двора, где безумие затянуло пленкой глаза. Безумие спало на печи. Оно дрожало от холода в сорокаградусную жару! Оно топило печь в июле! Но даже оно устало.

Красное платье, будто мокрое, да, яркое, как от свежей крови... Оно вяло лежало на пороге. Там, где я его оставил. Но если б оно ушло — я бы не удивился! Нисколько.

Я был ниже сестры. Она всегда выше. Выше и старше. Я ее никогда не догоню. Там, где она сейчас, она всегда старше. Я поднял платье и пошел на задний двор. Никогда я не видел это платье так близко. Ткань. Красные нити... Есть вещи, которые мы никогда не увидим близко. Если не судьба.

Я его нюхал. Так странно... Оно еще пахло немного Ольгой. Или мне это почудилось? Только почему внутри у меня все сжалось?

Я опустил его на землю. Так, как делала Ольга. Получилось что-то вроде кольца. Красный круг. И потом я начал в него заходить осторожно, так осторожно, как входят в незнакомую реку, где дно неизвестно... Так странно: ночь делает вещи похожими. Реки, города, людей... Да. Ночи в этом платье были еще впереди.

Надев платье, я стоял. Не мог ни сесть, ни сделать шаг! Я стоял как громом пораженный! На самом солнце! Не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Даже появись змея — я бы не пошевелился! Если б подо мной развели костер, я так бы и стоял, как горшок!

И тут я увидел мать. Она шла на меня удивленно. Ее руки. Ее расставленные руки, широкие, как будто она дождалась кого-то! И хочет обнять! Ее огромные глаза! И улыбка! Да! Улыбка, широкая, приветливая! Она ждала! Она спала в ожидании! Ведь так время быстрее проходит...

«Черт черт черт! Если ждешь солнца, то даже молния станет светом!»

«Нет, нет! Оставайся так! В этом платье!»

Я, не шевелясь, смотрел на нее. Это было так странно... Я как будто оказался в театре. И в эту секунду я вдруг подумал, что вижу сон.

Мать решила, что я хочу снять платье. Она подумала, что я прячусь! Какой идиот! Она меня приняла за сестру! Перед ней стояла ее дочь!

В этом красном платье. В своем красном платье!

Я хотел стать ею. Ольги ведь больше не было? Разве нет?.. Нигде! Она выиграла в прятки! Я стоял посреди ее вещей, как в развороченном храме. Все стало плоским и мертвым. Ее платья оставалось только пустить на тряпки.

Что мне оставалось? Что было позади? Что передо мною? Раньше я купался в красоте, как дикая свинья в болоте! Красота была повсюду! Это было слишком! Ее было слишком много! Охо-хо! Ее никогда не бывает слишком! И что? Что теперь?..

Я стал самозванцем. Я стал ею...

***

«Нужно помыться, — сказала она, все так же долго улыбаясь. — Пойдем, дочь моя. Нужно быть чистыми. Завтра мы найдем твою душу. Поплывем на лодке и найдем... »

Она взяла меня за руку. Вернее сказать, она взяла мою руку! Конечно, чтобы найти душу, надо быть чистыми! Черт. Чтобы найти свою душу, нужно долго отмываться. Черт. Уж не говоря про то, чтобы найти чужую! Дважды черт!

Я даже не удивился! Нет! Нисколько! Удивление сродни чему-то свежему. Ведь так? А у нас в то лето не было ничего свежего. Ни ветра, ни дождя. Баня так баня! Тридцать девять в тени? Ну и что? Как сумасшедший, я носился с ведрами. На речку и обратно. Будто у нас загорелся дом! Мать приготовила чистое белье. Я увидел, как она вынесла синее Ольгино платье! Для меня! Все было как положено! После бани ведь нужно одеваться в чистое! Ведь так, нет? Особенно если поплывешь искать пропавшую душу!

С тех пор каждый день я надевал эти платья. Красное, синее, желтое... И дни мои стали красного, желтого и синего цвета.

Я поворачивался, когда она звала меня дочкой. Она боялась, что ее дочь снова уйдет на реку! Она не отходила ни на шаг! Я постоянно слышал ее дыхание! Казалось, я снова попал в ее чрево! Да. И я привык к этому...

Я сидел в уборной, а она стояла рядом и напевала. Она стала чрезвычайно чутка! Нельзя же так просто стоять, сторожить молча!

«Корабли под парусами... Молодость моя... Корабли уходят в море, в дальние края... » К ней вернулось хорошее настроение! В ее сердце поселилась любовь!

Она напевала так тихо, так спокойно... Она будто попала на маленький остров счастья, в маленький сад посреди безумия! Это была передышка!

Я злился! В маленьком раю ты можешь спрятаться и петь! Уж лучше бы мы молча продолжали каждое утро искать Ольгу! Сталкивать лодку и плыть, глядя в воду... Плыть, плыть и смотреть. Искать ее в длинных густых травах...