Книга Обрученные холодом - Кристель Дабо

– Дорогая моя, вы не должны поддаваться на провокации, – убеждал посол Беренильду.

– Значит, вы считаете, я уже ни на что не способна? – поддразнила она Арчибальда, кокетливо тряхнув золотистыми локонами.

По ангельски красивому лицу посла пробежала усмешка.

– Я прекрасно знаю, на что вы способны, но мне поручено оберегать вас и ребенка, которого вы носите. А ваша семья на охоте ежегодно платит за добычу несколькими погибшими. Не забывайте об этом!

Офелию от испуга бросило в дрожь. Она вспомнила огромные туши мамонтов и медведей, зарисованные Аугустусом. Неужели Беренильда всерьез намерена участвовать в завтрашней охоте, да еще и вместе с Офелией и ее теткой?! Девушка, при всем старании, не могла представить себя участницей этой бойни, в снегах, во мраке, на двадцатипятиградусном морозе.

И теперь она буквально задыхалась от необходимости молчать.

– Семейная Опера! – объявил грум.

Погруженная в свои мысли, Офелия машинально шагала следом за всеми. И случилось то, что должно было случиться: она кого-то задела веслом гондольера. Девушка начала усердно кланяться и извиняться знаками, не сразу заметив, что обращается к маленькому мальчику.

– Ничего страшного, – сказал ей шевалье, потирая затылок. – Мне совсем не больно.

Его лицо и взгляд были совершенно невозмутимы. Каким образом мальчуган оказался в лифте, среди взрослых? Он держался так скромно, что Офелия его не заметила. Но это мелкое происшествие оставило у нее какой-то неприятный осадок.

Пройдя через холл, вся компания очутилась у подножия монументальной парадной лестницы из мрамора и меди, украшенной мозаиками и позолотой. Она вела в зрительный зал. Бронзовые статуи на каждой площадке воздымали газовые лампы в форме лиры. В самом зале уже были раздвинуты почти все портьеры лож и балконов. В воздухе носились шепотки и приглушенный смех.

У Офелии даже голова закружилась при мысли о том, что ей придется одолеть эти бесчисленные ступени. Каждый шаг причинял ей такую боль, словно под ребра вонзался острый нож. На ее счастье, их группа обогнула лестницу и, спустившись на несколько ступеней, прошла в гримерку, расположенную прямо под зрительным залом.

– Здесь я вас оставлю, – прошептал Арчибальд. – Мне нужно занять свое место в почетной ложе до появления нашего монсеньора.

Он приподнял цилиндр и ушел, закрыв за собой дверь.

Двери гримерки выходили в причудливо соединенные между собой коридоры, которые вели к костюмерным цехам, складам и машинному залу. Офелии никогда еще не доводилось бывать в Опере. Она с любопытством разглядывала статистов в ярких костюмах и механизмы, позволяющие поднимать и опускать занавес и менять декорации.

Но тут девушка заметила отсутствие тетушки Розелины.

– Идите разыщите ее, – приказала Беренильда, садясь перед зеркалом. – Она выйдет на сцену только в конце первого действия, но все равно должна быть здесь, рядом.

Офелия придерживалась того же мнения. Поставив в угол мешавшее ей весло, она отправилась на поиски тетки. К великому своему облегчению, девушка почти сразу нашла ее. Тетушка Розелина, в своем строгом черном платье, торчала посреди коридора, мешая бегавшим туда-сюда рабочим сцены. Офелия издали помахала ей, подзывая к себе, но тетушка как будто не видела ее и только растерянно озиралась, сжимая в руке свою склянку.

– Да закройте же наконец эти двери, – бормотала она сквозь зубы. – Я терпеть не могу сквозняки.

Офелия поспешила взять ее за руку, чтобы отвести в гримерку. Вероятно, тетушка Розелина просто растерялась от страха, но все равно вела себя крайне неосторожно. А главное – она забыла, что не должна говорить на людях. Стоило ей произнести что-нибудь, кроме «Да, мадам» или «Хорошо, мадам», как ее мгновенно выдавал акцент жительницы Анимы. Офелия привела тетушку Розелину в гримерку и усадила в кресло. Теперь старушка вроде бы пришла в себя, и, пока Беренильда распевалась, она сидела молча, в чопорной позе, прижимая к груди склянку.

Сестры Арчибальда уже стояли в кулисах. Им предстояло выйти на сцену в самом начале действия. Что касается Беренильды, она должна была впервые показаться лишь в третьей сцене первого акта.

– Возьмите это.

Офелия вздрогнула. Возле нее стояла Беренильда и протягивала ей театральный бинокль. Великолепный сценический наряд и роскошная искусная прическа придавали ей поистине королевское величие.

– Поднимитесь наверх и осторожно посмотрите на ложу Фарука. Когда эти очаровательные девочки выйдут на сцену, вы должны очень внимательно разглядеть его лицо. У вас будет ровно десять минут, ни одной больше.

Офелия поняла, что сейчас Беренильда обращается именно к ней, а не к Миму. Она вышла в коридор и стала подниматься по лесенке, ведущей к мосткам над сценой. Но скоро убедилась, что пышные складки театрального занавеса не позволят ей разглядеть оттуда зал. Тогда она сбежала вниз и направилась к полутемным кулисам, где теснились хористки в шуршащих платьях, похожие на всполошенных лебедей.

Раздались жидкие аплодисменты, – это поднялся занавес. Оркестр заиграл начало увертюры. Хористки вышли на сцену и громко запели в унисон: «Сеньоры, не угодно ль вам послушать дивное сказанье о пламенной любви и смерти роковой?» Офелия осторожно заглянула в щелочку между декорациями. Она увидела сначала спины хористок и, наконец, зрительный зал Оперы.

Девушка сняла мешавшую ей шляпу с длинной лентой и приложила бинокль к очкам. На этот раз ей удалось как следует разглядеть ярко-красные с позолотой кресла партера. Свободных мест почти не было. И хотя официально спектакль уже начался, знатные особы продолжали болтать друг с другом, прикрываясь веерами. Офелия нашла их поведение крайне невежливым – ведь хористки репетировали свое выступление много дней подряд. Уязвленная этим зрелищем, она навела бинокль на верхние ярусы. В зале их было пять. Все ложи оказались заняты. Однако и там зрители разговаривали, смеялись, играли в карты и даже не думали слушать пение хора.

В двойных стеклах бинокля появилась большая центральная ложа, и Офелия затаила дыхание. Там сидел Торн. Затянутый в черный мундир с эполетами, он пристально смотрел вниз – как предположила девушка, на свои любимые карманные часы. Значит, должность интенданта была настолько высокой, что давала ему право находиться в этой ложе… Рядом с ним Офелия увидела и Арчибальда в старом цилиндре. Он беззаботно разглядывал свои ногти. Оба старательно не замечали друг друга и при этом даже не притворялись, что интересуются спектаклем. Офелия не смогла удержаться от досадливого вздоха. Да, поистине, эти двое – дурной пример для остальных зрителей.

Она медленно повела биноклем вдоль шеренги дам, сверкавших бриллиантами, – вероятно, фавориток правителя, – пока в поле ее зрения не попал человек огромного роста, настоящий великан в элегантном меховом плаще. Изумленная Офелия смотрела на него во все глаза. Вот он какой, Дух Семьи, перед кем пресмыкаются все эти кланы, все эти аристократы, все эти женщины! Тот, к кому Беренильда питает безумную страсть. Тот, ради кого убивают не задумываясь. Уже много недель богатое воображение Офелии рисовало ей образ правителя – противоречивый, одновременно ледяной и страстный, кроткий и жестокий, блестящий и пугающий.