Книга Тогда ты услышал - Криста фон Бернут

Пыли нет. Стробо действительно очень аккуратен, раньше она этого не замечала.

Открыла ящик стола. Чисто случайно. А почему бы и нет? Они со Стробо любят друг друга. У них теперь между собой нет тайн.

В левом ящике лежит пара исписанных тетрадей и старый аттестат. Берит посмотрела на дату рождения Стробо: 13 мая 1980 года. Это значит, что Стробо по крайней мере один раз оставался на второй год, прежде чем поступил в Иссинг. Ну, у каждого свои тайны. Потом Берит открыла правый ящик. В левом заднем углу шкатулка с замочком. Она медленно вынула ее, как загипнотизированная, одновременно прислушиваясь, не идет ли кто. Никого. В доме стояла мертвая тишина.

Ключ в замочке. Может быть, Стробо забыл его вынуть, может быть, он обычно не запирает шкатулку, потому что там ничего особенного нет.

Но нет. Замок закрыт. Берит повернула ключ. Она уже не думала, действовала автоматически. Как будто кто-то водил ее рукой, кто-то, кто хотел, чтобы она… что? Ей не узнать этого, если не отроет крышку.

Открыла.

В первый момент она почувствовала разочарование. Письма, написанные от руки, наверняка их невозможно прочесть. Кто еще так пишет письма? Может, родители Стробо? Берит не знает о них ничего. Развернула письмо.

Допрашиваемый: Эльфрида Корнмюллер

Пол: жен.

Семейное положение: замужем

Дата рождения: 30.08.1925

Место рождения: Бергиш Гладбах

Допрашиваемая сообщает об изменении поведения ее мужа после встречи со своим учеником Робертом Амондсеном. После этой встречи существовавшие раньше хорошие отношения были прекращены по инициативе Альфонса Корнмюллера.

Факт первый: Роберт Амондсен, измученный нечистой совестью, решился исповедаться любимому преподавателю в надежде, что тот отпустит ему грехи. Этого не произошло. Все вышло иначе.

Факт второй: добрых двадцать лет спустя, незадолго до того, как был убит, Роберт Амондсен написал письмо своей жене Карле, в котором признался ей в том, что изнасиловал (принудил к половому акту) Фелицитас Гербер.

Но почему именно сейчас? Вопрос, который они постоянно задавали себе, но так и не нашли ответа. Причина может быть только в том, что убийца связался/лась с ним, и Амондсен испугался. Но Фелицитас Гербер отрицает, что разговаривала с Робертом Амондсеном незадолго до убийства.

Факт третий: Константин Штайер за несколько недель до того, как был убит, попросил врача выписать ему валиум, хотя его друзья, коллеги и родители утверждают, что характер у Штайера был веселый, ровный. Напрашивается объяснение: Штайер тоже знал своего/ю убийцу. Может быть, он или она пытались шантажировать Штайера.

Когда вы видели Роберта Амондсена в последний раз?

Когда он был мертв. Я перевернула его на спину. Он выглядел таким… одиноким.

К процессу совершения преступления мы сейчас перейдем. Когда Роберт Амондсен был еще жив — когда вы видели его в последний раз?

Давно. Не помню.

В школе? В Иссинге?

Да.

Позже — нет?

Нет.

Вы уверены?

Да.

Роберт Амондсен написал письмо, в котором рассказал о событиях в Португалии, о которых мы с вами уже говорили. Незадолго до смерти. Вы утверждаете, что виновны в его смерти.

Да. Я виновата.

Вы убили Роберта Амондсена?

Да. Убила.

Тогда вы должны были видеть его незадолго до смерти.

Нет.

Как это может быть?

(Свидетельница молчит. Улыбается.)

Попробуем иначе. Поскольку Роберт Амондсен не был ясновидящим, он не мог знать, что вы собираетесь его убить. Верно?

Не знаю.

Так что вы должны были с ним как-то связываться до того, как он написал это письмо.

Почему?

Потому что иначе он не написал бы это письмо. Не сейчас, не в это время. Это было бы совершенно невероятным совпадением. Понимаете, что я имею в виду?

Не знаю. Больше ничего не могу сказать. Не знаю.

Мона потерла глаза. Они болели. В пепельнице перед ней дымилась незатушенная сигарета. Вонял горящий фильтр. Взгляд ее снова упал на открытую папку, в которой лежал протокол допроса Эльфриды Корнмюллер.

Допрашиваемая рассказывает о нескольких происшествиях в Иссинге летом 1979 года. Вообще-то они непосредственно не касались Альфонса Корнмюллера или Роберта Амондсена. Поэтому они для следствия не интересны.

Согласно показаниям допрошенной, речь идет о нескольких выговорах, алкогольном отравлении и беременности.

Беременность.

Что произошло с той девушкой, которая забеременела? Мона не спросила.

У какого ребенка не было повода плакать над своими родителями?

Не Ницше ли сказал это? Во время своей проповеди о целомудрии и греховности?

Она не написала об этом в своем отчете, потому что это показалось ей неважным. Мона уронила голову на руки. Потом закурила новую сигарету и посмотрела на часы. Половина двенадцатого.

У какого ребенка не было повода плакать над своими родителями?

Она невольно вспомнила о Лукасе. Он сейчас мирно спит, опять у отца, потому что после того как отметил день святого Николая у Лин, он захотел вернуться к Антону. Мона взмолилась: «Боже, сделай так, чтобы Антон не влез ни во что незаконное. А если бы и влез, то пусть его не поймают». Когда все это закончится, нужно будет больше уделять внимания Лукасу. Быть для него настоящей матерью, как говорится. Но у нее такая работа, что нужно или отдаваться ей целиком, или бросать. А так не пойдет. Она должна быть финансово независимой, и пусть Антон говорит, что угодно. Она не может позволить, чтобы Лукас полностью попал под его влияние. Антон — хороший отец, но он же…

А что, собственно, случилось? Об этом лучше не думать.

Эльфрида Корнмюллер.

Одна из учениц забеременела, это точно. Летом 1979 года. Вроде бы ясно: до летних каникул. Или нет?

Может быть, и позже. Может быть, уже осенью.

Дорогой мой, любимый сын!

Я так счастлива, что мы нашли друг друга. Ты — самое лучшее, что было в них. Поэтому я прошу тебя: не убивай их. Если бы их не было, не было бы и тебя. Если они умрут, твое одиночество будет полным. Я уверена, ты не хочешь этого…

Берит шумно выдохнула, и этот звук был похож на свистящий хрип. Так она дышит, когда ездит на велосипеде по горам. После трудного подъема. А теперь у нее такое чувство, что кто-то сдавил ей грудь.