Книга Будда. История и легенды - Эдвард Томас

В одном каноническом пассаже мы находим отрицание того, что Будда является богом, но там отрицается и то, что он был человеком. Когда некий брахман спросил его, бог ли он, гандхарва ли, якша ли, человек ли, на все это он отвечал отрицательно, и на вопрос брахмана, кем же он тогда может быть, Будда отвечал:

Те асавы, не отринув которые я мог бы стать богом, были отринуты и срублены под корень, как срубленная пальма, с полным прекращением становления и без обязанности возникновения в будущем; и так же дело обстоит с асавами, посредством которых я мог бы стать гандхарвой, якшей или человеком. Как голубой, красный или белый лотос, рождающийся и растущий в воде, поднимается и находится за ее пределами, незапятнанный водой, точно так, родившись и выросши в мире и превзойдя мир, живу я, незапятнанный им. Запомни, брахман, что я – Будда[371].

Боги и другие существа являются теми, что они есть, потому что их бытие подвержено асавам. Бог, то есть «бог по рождению», – это тот, кто достиг такого места посредством своих асав. И таким образом, отрицание того, что Будда – человек, является отрицанием того, что он, как и не-архаты, все еще находится в зависимости от асав. Очевидно, о возможности существования бога, свободного от всех уз, даже никогда и не думали. Уровень, которого достиг Будда, называется локуттара, надмирный. Весь Путь с нирваной – локуттара, поскольку он поднимает индивида над причинной цепью рождения и распада и ставит его на дорогу, ведущую к постоянному, бессмертному состоянию.

Такое представление о надмирном было развито в Абхидхамме и стало особым догматом для нескольких школ. Будда, как считали некоторые, был надмирным во всех отношениях и поэтому не был подвержен некоторым условиям существования, как обычные люди; этот взгляд фактически представляет собой параллель к христианской ереси докетизма. «Катхаваттху»[372] говорит нам, согласно школе Ветульяка, поскольку Будда был «незапятнан миром», он не был действительно рожден, а на земле он изобразился через возникший в сознании образ; согласно представлениям другой школы, поскольку он был выше человеческих чувств, он не испытывал сочувствия. Андхаки также были докетичными, считая, что в своих обычных действиях он был надмирным и что его возможность творения чудес была безграничной. Докетизм проявляется также и в «Махавасту», что косвенно выражено в названии школы, к традиции которой этот текст относится, – локоттаравадины. Там (ii, 20) говорится, что Татхагаты рождаются из правого бока своих матерей, который остается неповрежденным, поскольку тело будд сформировано сознанием[373].

Показать, что Будду считали человеком, недостаточно для доказательства того, что его изначально рассматривали как простое человеческое существо. Воплощение божества – известная черта индийской мифологии, и следует остановиться на том, не был ли Будда просто очередной аватарой некоего бога. Этот взгляд был предложен и разработан X. Керном[374]. Керн заявил, что во всей чудесной истории Будды (а в его изложении не упущено ни единого чуда) он не смог отыскать ни малейшей лжи. Она целиком правдива, но это правда мифа, поскольку все предания о Будде – это описания солнца и других небесных тел. Он не отрицал, что Будда мог существовать, но считал, что все рассказы о нем, которыми мы располагаем, являются мифологическими описаниями явлений природы. Размышление Будды о двенадцатеричной цепи причинности изображает восход солнца в весеннее равноденствие и двенадцать месяцев, но это также и миф творения и т. д. «Солнечный бог должен был быть представлен не только как создатель, но и как целитель, как Аполлон, врач и спаситель… В результате исцеляющие Четыре истины были также приспособлены к этой концепции, и поэтому под обличьем сухой схоластической формулы мы видим рациональное слияние описания восхода солнца с обозначением начала года, соединение мифов о творении и о спасении».

Два бывших наставника Будды, умерших прежде него, означают две звезды, исчезающие в свете солнца. Гаутама, который, согласно тибетским текстам, был предком Будды, – это рассветная заря или, возможно, планета Юпитер. Его свет тоже меркнет перед встающим солнцем. Длившееся восемнадцать часов путешествие в Бенарес в летнее солнцестояние с целью произнести первую проповедь означает, что солнце 18 часов находится над горизонтом в самый длинный день года[375]. Урувельский Кассапа, который стал учеником Будды, – это также персонифицированная заря, и его яркость также исчезла в великолепии солнечных лучей. Шесть еретиков – это поддельный свет пяти планет и луны. Мара – это дух тьмы, потерпевший поражение и обращенный в бегство солнечным богом[376]. Сам Будда – Вишну, воплощенный в Кришне[377]. Было бы неудивительно, если бы в ходе развития легенды какие-нибудь особенности она заимствовала бы из индуистской мифологии. Но даже те, на которые было указано, не позволяют нам сделать окончательных выводов, а для Керна они не были простыми добавлениями, так как это испортило бы его теорию, он считал их элементами основы мифа. Столкновение между Бодхисаттой и Марой, писал Керн, по меньшей мере в своих основных чертах относится к древнейшим преданиям нашей расы. Любой желающий вполне может поместить его рядом со сражением Индры с Вритрой, битвой Беовульфа с Гренделем и с подвигами Геракла, но нельзя утверждать, что это – одна из старейших частей предания о Будде. В самых ранних повествованиях нет его следов. Этот сюжет можно назвать и солнечным мифом, но это может доказать только, что предание, к которому он был привязан, было чем-то другим[378].

Адитъябандху (родич солнца), титул Будды, также не свидетельствует в пользу солнечного мифа, даже если переводить его, как Керн, «нечто вроде солнца». Это явно часть семейного предания, согласно которому шакьи, как и многие другие благородные индийские семьи, принадлежат к солнечному роду.