Книга Раздел имущества - Диана Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А еще?
— Боюсь, что это все, — сказала Эми извиняющимся тоном. — Я вообще читаю мало романов.
— А как насчет «Le Comte de Monte Cristo»[143]?
— Я видела фильм, — вздохнула Эми и добавила: — «Повесть о двух городах» Диккенса, — и тут же вспомнила, что это не французский роман. Но у нее в запасе было еще одно имя, которое позволит ей над ним восторжествовать: — Я читала де Токвиля! Правда, на английском.
И она действительно его читала. Его глаза расширились от удивления или, возможно, сомнения. Интересно, зачем ему все это. Только потом она подумала, что ей надо было спросить, какие книги он читал на английском, если вообще читал что-нибудь.
После обеда месье Аббу извинился, сказав, что ему надо поговорить с месье де Персаном, которого недавно назначили на одну из должностей в правительстве, помощником министра финансов, или что-то в этом роде, и которого он, в качестве журналиста, хотел расспросить о каком-то событии в мире, чтобы выяснить его мнение. Эми пошла вместе с Виктуар и Джо обратно в бар. Пианист, до этого исполнявший мелодии из шоу, стал играть для собственного удовольствия отрывки из классических произведений, что заставило Эми обратить внимание на музыку. У нее возникло чувство какой-то безнадежности. Перед ней лежало невспаханное поле не только всей французской литературы, но и музыки. О боже, как же всего много! Что-то знакомое в исполнении пианиста навело ее на мысль о Шопене — может, выразительные аккорды у левой руки? Может, она не так уж безнадежна. В Париже она будет обязательно посещать все концерты и научится, по крайней мере, отличать произведения Шопена от всей той музыки, которая циркулирует по миру.
— Англичане очень любят Берлиоза, — произнесла Виктуар, кивнув на пианиста. — Он подходит их примитивным, диким характерам, которые они прячут за вежливыми фасадами. Не думаю, что он писал для фортепиано, — это, наверное, чья-то аранжировка.
Вошли барон с женой в компании богатых немецких супругов из Бремена. Эми слышала, как они разговаривают по-немецки в другом конце бара. Один-два раза Отто бросал ей страстные, понимающие, но скрытые от посторонних взгляды, и серебряные пуговицы на его пиджаке поблескивали в пламени камина. Эми бросило в жар: как ей хотелось, чтобы ничего этого не было!
— Вы здесь учили английский язык? Сколько вам было лет, когда вы стали его учить? — спросила Эми у Виктуар.
— Я учила английский в школе, кроме того, мама настаивала, чтобы нас отправляли летом в Англию. Я жила в английской семье, ну, вы знаете, как это бывает.
Да, язык надо учить в детстве, утешала себя Эми.
— Ваш английский идеален, — сказала она.
— О, благодарю вас, но я делаю beaucoup de[144] ошибок.
Было странно слышать, как Эмиль Аббу дает интервью на Си-эн-эн, вероятно записанное на пленку, раз сам герой сюжета находился рядом с ними в баре. Его слова звучали со зловещей уместностью: «В этом красота мощных символов, они видоизменяются и могут иметь значение для разных времен, практически любых. Для нашей эпохи Жанна д’Арк, без сомнения, имеет совсем другое значение, не такое, какое она имела для своего времени. Теперь она, возможно, воплощает сопротивление всему англоязычному или возрастающее значение женского пола». Эми подняла глаза, чтобы убедиться, что настоящий Эмиль, вернувшись в бар, слушает свое выступление, оценивая его.
— Вы читали Макса Вебера? — улучила она минутку, чтобы спросить у него. — Он говорит, что религия — это изобретение бессознательного, которое воплощает наши волнения и страхи. Но какой страх может воплощать Жанна д’Арк?
— Страх иностранного вторжения, — ответил Эмиль.
Ей пришло в голову, что перед отъездом из Вальмери ей надо сделать еще одну вещь. Укладывая вещи тем вечером, она скатала в рулон свой серебряный лыжный костюм фирмы «Боугнер», запихнула его в мешок для белья и положила в корзину для бумаг, в которую он не хотел помещаться. Чувствуя себя преступницей, она снова его вытащила, спустилась вниз и вышла на улицу, чтобы оставить его в одном из огромных мусорных контейнеров, которые ставили для многочисленных гостей, живущих в шале: они готовили сами и производили горы мусора.
Эми предпочла бы поехать в Париж на четырехчасовом поезде, предоставленная сама себе, читая книгу или работая на портативном компьютере. Все это время она пренебрегала перепиской, делами и не продвинулась сколько-нибудь значительно в чтении «Красного и черного». Но, как друг Кипа, она была вынуждена согласиться сопровождать его, Гарри, мадемуазель Уолтер, Керри и сиделку Керри. На Лионском вокзале их должна была встретить машина скорой помощи для Керри, которая сразу отвезет ее в частную клинику в пригороде Парижа, которую выбрал доктор Ламм. Жеральдин Шастэн встретит Эми и остальных. Для Кипа, мисс Уолтер и Гарри были заказаны номера в отеле, настолько комфортные, насколько это позволяли обстоятельства с точки зрения адвокатов, то есть очень скромные. Жеральдин колебалась, чтó подойдет для Эми, и решила разместить ее на несколько дней в «Бристоле», пока в ее квартире не появится основная мебель: кровать, стулья, кухонные принадлежности — хотя процесс добавления элегантных деталей будет продолжен. Несмотря на раннее утро и темноту, Эми была настроена оптимистично, даже ждала с нетерпением, когда откроется новая страница ее жизни.
Они устроились на своих местах в предвкушении спокойной поездки в поезде, так не похожей на путешествие самолетом, подумала Эми. Керри устала и хранила молчание — наверное, для нее еще слишком рано было двигаться. Ее большие глаза, обычно излучающие странный свет, были закрыты, голова откинута, как будто она страдала от головной боли. Эми представилась ей, но Керри, казалось, не интересовало, кто она такая, и она не хотела разговаривать, даже с Кипом. Она никак не ответила на все попытки Эми заговорить с ней. Как она себя чувствует? Ее зловещее молчание, казалось, говорило: а как, вы думаете, я себя могу чувствовать? Хочется ли ей в Париж? «Не особенно», — было единственным, что она сказала. Кип, который сидел рядом с Эми, был взволнован и разговорчив. Эми отложила книгу. Ей бы хотелось почитать и подумать о том времени, которое она провела в Вальмери. Приобрела ли она что-нибудь? Потеряла? Научилась чему-то? Но она слушала, терпеливо, сердечно, мнения Кипа о катании на лыжах в Европе, экстремальных мероприятиях для сноубордистов и о том, каким, на его взгляд, окажется Париж.
Не успели они покинуть Мутье, как поезд вдруг начал тормозить и после нескольких толчков остановился, погрузившись в темноту. Послышался голос, призывающий скорее дать свет и тепло; свет скоро дали, а тепло — нет. И в купе почти сразу же стало холодно. Эми подошла к окну, прижалась лбом к ледяному стеклу и стала вглядываться в темноту, но смогла разглядеть только очертания подъездного железнодорожного пути; в снегу копошились люди, раздавались мужские голоса.