Книга Джек - Брильянт - Уильям Кеннеди

— Пойдем в койку, красавчик, — сказала она, но я покачал головой и стянул одеяло на пол. Когда она сворачивала его вдвое, на ее спину и руки падал свет луны. Крыса, не отрываясь, смотрела на нас. Я поднял пистолет и выстрелил, воображая, как пригвозжу ее пулей к стене и как потом сделаю из нее чучело, повешу за хвост в рамку и назову это произведение искусства «Над фабрикой орехового масла спустилась ночь».

Я промахнулся, и крыса исчезла в отверстии в стене.

— Дева Мария и святой Иосиф! — испуганно вскрикнула Флосси. На пустом чердаке пистолетный выстрел больше походил на пушечный. — Что ты творишь?!

— На крыс охочусь, не видишь?

— Господи, да ты же пьян в дым, красавчик. Дай-ка мне пистолет.

— Конечно, Флосси… — И она положила пистолет на ящик, подальше от меня. Вся усыпанная переливающимися за окном звездами, она расстегнула блузку, сняла юбку и аккуратно сложила одежду в ногах кровати. Под юбкой и блузкой у нее ничего не было — ничегошеньки! Раздевшись сама, она стала раздевать и меня, но тут возникли какие-то люди, мужчины внесли станок, и женщины стали опорожнять клети с орехами.

— Давно мы с тобой не виделись, правда? — сказала Флосс.

— А по-моему, это было только вчера, Флосс, только вчера.

— Иногда и мне так кажется, Маркус, — иногда, но не сегодня…

— А для меня это всегда вчера, Флосс. В этом-то вся и прелесть.

— Нет, сегодня как-то по-другому…

— В каком смысле?

— Сегодня лучше, страсти больше.

— Да, сказочно…

— У меня такое бывает не часто.

— Такое ни у кого часто не бывает.

Крыса вернулась на свой наблюдательный пункт и вновь на нас уставилась. Пропитанный влагой воздух поднялся в небо и смешался с ночным ветерком. Станок застрекотал, и упоительная лента золотого орехового масла плавно заструилась из его челюстей. Скоро это масло будут считать банками, ящиками, штабелями.

— Красота, правда? — Флосси раскинулась на полу, на спине.

— Это один из самых изумительных продуктов, — сказал я. — Тайная субстанция жизни. Жаль, что алхимики о нем не знали.

— Кто такие алхимики? — спросила она.

— Ш-ш-ш-ш.

И Флосси, замолчав, сделала мне бутерброд с ореховым маслом — и мы справились с ужасом этой ночи.

ДЖЕК НА ВЕРЕВОЧКЕ

Джек шагает по Секонд-стрит, в Трое, на нем двубортный шерстяной костюм с начесом и коричневая велюровая шляпа. Слева от него — его адвокат, справа — законная жена, теперь он примерный семьянин, Кики осмотрительно припрятана в любовном гнездышке. Джек держит руки в карманах, а вокруг него суетятся репортеры. «Как себя чувствуешь, Легс?», «Заявление сделать не желаете, мистер Горман?», «Вы верите в невиновность вашего мужа, миссис Брильянт?»

— Это вы, ребята, во всем виноваты, — говорит репортерам Джек. — Я попал в переплет по вашей милости, сукины вы дети.

— Полегче на поворотах, ребята, — говорю я газетчикам, улыбаясь своей широкой ирландской улыбкой и сдерживая «ребят».

— На чем будешь строить защиту, адвокат? — интересуется у меня Проныра-Келли. — На алиби? Как на первом процессе?

— Наша линия — самозащита, — изрекаю я.

Защищаться самому, когда тебя обвиняют в киднеппинге?! Джек смеется. Преданная ему супруга смеется тоже. Смеются и журналисты. Смеются и что-то строчат в блокнотах. Шутка получилась что надо.

— Что вы думаете обо всем этом, миссис Брильянт?

— Я всегда буду на его стороне, — говорит Алиса.

— Отстаньте вы от нее, — говорит Джек.

— Верная жена никогда не бросит мужа в беде, — говорю я. — Потому она и здесь.

— Вот именно, — говорит Алиса. — Я — верная жена. И всегда буду ему верна, даже если его убьют.

— Не будем торопить события, — говорю я.

Над головой Джека-Брильянта громоздится мощное, с гранитными колоннами серое здание в неоклассическом стиле: Ренсселерский окружной суд. Маленький человек — большой суд. Под крышей свили себе гнезда птицы. На ветру развевается звездно-полосатый флаг. Входя внутрь, Джек задевает плечом стену, и сверху, с колонны, сыплется пыль.

Фотокор информационного агентства Патэ заметил и то, и другое и попросил Брильянта вернуться и войти еще раз. Но Джек не мог совершить один и тот же поступок дважды, ибо каждый поступок преувеличивал или преуменьшал как его самого, так и мир вокруг. Фотокорреспондент же хотел запечатлеть на пленку именно этот момент: прикосновение к стене и осыпающуюся пыль.

Поэтому, когда толпа прошла в зал суда, фотокор, человек, вне всякого сомнения, не лишенный творческой жилки, забрал из гардероба пиджак и шляпу Джека-Брильянта, надел и то, и другое на своего довольно субтильного ассистента и отправил его на лестницу потереться плечом о стену.

После чего фотокор информационного агентства Патэ заснял все это на пленку; когда же он снимал крупным планом пол, то обнаружил, что пыль, посыпавшаяся с колонны, была вовсе не пыль, а голубиный помет.

В переполненном коридоре, перед входом в зал суда, улучив момент, когда никто не держал Джека за локоть, парень, которого Джек видел впервые, подошел к нему вплотную и буркнул:

— Все равно никуда не денешься, Брильянт, пусть тебя хоть сто раз оправдают. Хочешь прямо сейчас получить свое?

Джек посмотрел на парня и засмеялся: лет девятнадцать, от силы двадцать два, на верхней губе пушок, неровная челка. Парень растворился в толпе, и Джек, которого я увлек за собой в зал, потерял его из виду.

— Боевой какой, — сказал он, сообщив мне об угрозе, которой подвергался. — Наемный убийца — сразу видно. Сосунок — получает-то небось гроши. — И Джек покачал головой с грустной улыбкой, словно сам признавал, как низко он опустился. За ним уже такая шпана охотится.

Но я заметил белое пятнышко на его нижней губе, маленькое бескровное пятнышко. Он с остервенением, еще и еще раз, кусал губу в этом месте, отчего лицо его ожесточилось, как будто он высасывал кровь из собственного страха, — чтобы угроза, если она будет реальной, не обескровила, не вымотала его. Странное это было мужество — не интеллектуальный, а скорее физиологический акт; словно это был совсем другой Джек-Брильянт, Джек, которого будут помнить за тело, а не за мозг; словно он повернулся спиной к пещере, полной неясных опасностей, и вглядывается в темноту поверх тусклого огня, в ожидании неведомого врага, чья тень сегодня ли ночью, завтра ли или послезавтра непременно ляжет на его беззащитный очаг.

К восьми часам вечера первого дня второго судебного процесса в Трое и обвинение, и защита полностью исчерпали свои возможности, и в конце концов был избран последний член суда присяжных. Это был автомеханик, который присоединился к двум фермерам, печатнику, инженеру, каменщику, лесопромышленнику, электрику, двум рабочим, коммерсанту и заводскому мастеру и вместе с ними образовал двенадцатиглавого судью Джека-Брильянта. Я попытался разбавить мужскую компанию, предложив ввести в состав жюри двух женщин, однако нежные чувства, которые питал к Джеку слабый пол, были слишком хорошо известны, чтобы идти на риск, и ни одна из моих кандидатур не прошла.