Книга Скрытая Жизнь Древнего Рима. Рабы и гладиаторы, преступники и проститутки, плебеи и легионеры... - Роберт Напп

В эпитафиях на могилах гладиаторов подчеркивалась их слава: «Я прославился среди людей сражением с оружием»; «У меня не было недостатка в известности среди людей» (Роберт, № 69 и 260). Они гордились своей силой, искусством, отвагой и победами над противниками. Они знали цену этой славы. Гладиаторы и те, кто стремился получить эту профессию, знали, что, как пишет Тертуллиан (О зрелищах, 22), «знатные римские дамы приносят [гладиаторам] в жертву свое сердце, а часто и само тело».

Когда победитель боя, увенчанный пальмовой ветвью, гордо стоял в центре арены, а со всех сторон к нему неслись восторженные крики толпы, какой честолюбец устоит перед искушением завоевать такую же громкую славу? За два дня до выступлений устраивался парад участников игр. Их энтузиазм и эффектная наружность вызывали желание последовать их примеру, как рассказывал Лукиан: «Следующим утром, проходя по площади, он увидел шествие, состоящее, по его словам, из видных юношей благородной осанки. На самом деле это были нанятые за плату гладиаторы, которые через два дня выступали во время представления» (Токсарис, или Дружба, 59/Гармон).

Один из двух друзей решил заработать таким способом деньги и заключил договор с ланистой. Хотя в жизни такое вряд ли случалось – гладиаторов довольно серьезно обучали драться, а не брали с улицы, – вид проходящих маршем рослых и видных юношей, безусловно, вызывал зависть молодых людей. На следующий после шествия день бойцы возлежали на ложах – а не сидели на обычных стульях за столом – и вместе вкушали церемониальный ужин cena libera, т. е. они могли есть все, что пожелают, нарушая специальную диету, которую они соблюдали во время тренировок. Весь этот день, который заканчивался роскошным пиршеством, они освобождались от тренировок и каких-либо запретов. Но не все гладиаторы настолько равнодушно относились к опасностям, ожидавшим их уже через несколько часов, чтобы беспечно наслаждаться отдыхом; большинство думало о своих семьях и имуществе: «Даже среди гладиаторов я замечаю, что те, кто еще не совсем оскотинился, а именно греки, перед тем как выйти на арену, хотя перед ними стоят роскошные блюда, предпочитают не услаждать свой желудок, а поручают своих женщин заботам друзей или дают свободу своим рабам» (Плутарх. Обычаи. Приятная жизнь невозможна, 1099В).

На последнем пиршестве, который являлся частью пышного зрелища и рекламы, позволялось присутствовать публике. Это показано в описании последнего ужина будущей святой мученицы Перпетуи, которую должны были казнить как преступницу (приговоренные к смертной казни преступники тоже принимали участие в этой трапезе): «Накануне казни, по тюремным обычаям, полагался даровой обильный ужин с выпивкой, во время которого осужденным разрешалось вести себя свободно и распущенно. Римляне считали этот обычай очень гуманным: по их понятиям, осужденному человеку надо дать возможность испытать какое-то наслаждение перед смертью. Но осужденные христиане этим обычаем воспользовались по-своему: они устроили хлебопреломление и вечерю христианской любви. Горячими молитвами и славословием Господу они завершали свой земной путь. Тюремщик Пудент, пораженный всем виденным и слышанным, обратился ко Христу… И Сатурний сказал: „Запомните хорошенько наши лица, чтобы вы могли узнать нас в день суда“» (Страсти святых мучениц Перпетуи и Фелицаты, 17).

Так что публика могла участвовать в пышном празднике и составить представление об участниках предстоящих сражений. Если бы в то время было принято раздавать автографы, то у зрителей могли бы быть миниатюрные мечи или глиняные шлемы, подписанные гладиаторами.

Поэтому успешный гладиатор вызывал у толпы восторг и признание своего превосходства. Сами гладиаторы с гордостью «рассказывали» об этом в своих эпитафиях: «Когда я стал победителем, зрители разразились громоподобным ревом»; «Я был любимцем собравшейся на стадионе толпы» (Роберт, № 55 и 124). Один гладиатор из Помпеи даже взял себе прозвище для арены Celadus, производное от греческого слова, означающего «Шумиха». У Августина есть живой рассказ о том, как арена увлекла молодого человека по имени Алипий:

«Не оставляя, конечно, того земного пути, о котором ему столько напели родители, он раньше меня отправился в Рим изучать право, и там захватила его невероятным образом невероятная жадность к гладиаторским играм.

Подобные зрелища были ему отвратительны и ненавистны. Однажды он случайно встретился по дороге со своими друзьями и соучениками, возвращавшимися с обеда, и они, несмотря на его резкий отказ и сопротивление, с ласковым насилием увлекли его в амфитеатр. Это были как раз дни жестоких и смертоубийственных игр. „Если вы тащите мое тело в это место и там его усадите, – сказал Алипий, – то неужели вы можете заставить меня впиться душой и глазами в это зрелище? Я буду присутствовать, отсутствуя, и таким образом одержу победу и над ним, и над вами”.

Два подсвечника в виде гладиаторских шлемов. Гладиаторов, которые пользовались огромной популярностью, изображали на самых разных предметах – от драгоценных стеклянных чаш и кубков для вина до обычных светильников с выгравированными на них сценками гладиаторского боя. Британский музей, Лондон. Фото предоставлено музеем

Услышав это, они тем не менее повели его с собой, может быть желая как раз испытать, сможет ли он сдержать свои слова. Придя, они расселись, где смогли; все вокруг кипело свирепым наслаждением. Он, сомкнув глаза свои, запретил душе броситься в эту бездну зла; о, если бы заткнул он и уши! При каком-то случае боя, потрясенный неистовым воплем всего народа и побежденный любопытством, он открыл глаза, готовый как будто пренебречь любым зрелищем, какое бы ему ни представилось. И душа его была поражена раной более тяжкой, чем тело гладиатора, на которого он захотел посмотреть; он упал несчастливее, чем тот, чье падение вызвало крик, ворвавшийся в его уши и заставивший открыть глаза: теперь можно было поразить и низвергнуть эту душу, скорее дерзкую, чем сильную, и тем более немощную, что она полагалась на себя там, где должна была положиться на Тебя. Как только увидел он эту кровь, он упился свирепостью; он не отвернулся, а глядел, не отводя глаз; он неистовствовал, не замечая того; наслаждался преступной борьбой, пьянел кровавым восторгом. Он был уже не тем человеком, который пришел, а одним из толпы, к которой пришел, настоящим товарищем тех, кто его привел. Чего больше? Он смотрел, кричал, горел и унес с собой безумное желание, гнавшее его обратно. Теперь он не только ходил с теми, кто первоначально увлек его за собой: он опережал их и влек за собой других» (Исповедь, 6,8).

Возбуждение толпы могло легко перерасти в беспорядки. В литературе описывается много случаев, когда толпа выкрикивала оскорбительные вещи в адрес императора и даже врывалась на арену, снося ограждения. И действительно, зачастую огромные толпы народа пользовались случаем открыто высказать свое недовольство и возмущение действиями властей. Иногда гладиаторские игры приводили к обострению соперничества между жителями разных городов. Самый известный пример – это вражда жителей двух маленьких итальянских городов в Кампании – Нуцерии и Помпей. Историк Тацит описал восстание, к которому привело это соперничество во время гладиаторских игр, где присутствовали жители обоих городов: «Приблизительно тогда же, начавшись с безделицы, во время представления гладиаторов, даваемого Ливинеем Регулом… вспыхнуло жестокое побоище между жителями Нуцерии и Помпей. Задирая сначала друг друга по свойственной городским низам распущенности насмешками и поношениями, они схватились затем за камни и, наконец, за оружие, причем взяла верх помпейская чернь, в городе которой давались игры. В Рим были доставлены многие нуцерийцы с телесными увечьями, и еще большее их число оплакивало гибель детей или родителей. Разбирательство этого дела принцепс предоставил сенату, а сенат – консулам. И после того как те снова доложили о нем сенату, он воспретил общине помпейцев на десять лет устройство этого рода сборищ и распустил созданные ими вопреки законам товарищества. Ливиней и другие виновники беспорядков были наказаны ссылкой» (Анналы, 14.17).