Книга Филипп Август - Эрнест Дюплесси

Бароны удалились, большинство из них вполне удовлетворенное, но некоторые в недовольстве от плана, который мог причинить поражение союзным войскам. Филипп сказал Герену:

– Очень удивляет меня ваше донесение. Странное дело! Я знаю, что среди нас есть изменники, но никак не могу допустить мысли, чтобы Куси был в этом числе. А между тем его отсутствие так необъяснимо и придает правдоподобие истории шпиона… Мы должны принять меры предосторожности, Герен. Сейчас выражение некоторых лиц мне сильно не нравилось, но до завтрашнего вечера я откладываю следствие, а тогда горе изменникам, которых я обнаружу!

На следующее утро вся армия с оружием в руках была расставлена длинными шеренгами под стенами Турне.

Едва успели расположиться в порядки ее ряды, как из замка выехал король в полном облачении, сидя на отличном вороном коне и в сопровождении своих телохранителей.

Он проезжал по всем рядам войска посреди восторженных криков, после чего остановился перед центром линии и, подняв забрало шлема, показал всем лицо, полное гордого спокойствия и достоинства; одним мановением руки он отдал приказание своему оруженосцу.

Ряды телохранителей раздвинулись, и оттуда вышли два священнослужителя: один из них держал серебряную чашу с вином, другой на серебряном блюде нес разломленный хлеб. Тогда Филипп разрезал на мелкие куски хлеб и, своей рукой налив вина в большой бокал, повернулся к баронам, произнося звучным голосом речь, далеко разносившуюся по рядам.

– Бароны и рыцари! В нынешнюю ночь вероломные шпионы донесли мне, что в моем совете есть изменники, а в моей армии – мятежники. Я не хочу этому верить. Но вот я стою перед вами с французскою короною на шлеме. Если между вами есть человек, считающий меня недостойным носить эту корону, пусть он оставит меня! Клянусь честью рыцаря, я дам ему свободный пропуск. Но кто любит меня, кто решился сражаться и умереть, если нужно, защищая свою родину, свое семейство, тот пусть вступит в союз со своим королем! Пусть он разделит со мной этот хлеб и это вино в знак братства по оружию, которое нас должно соединить, и да падет кара небесная на того, кто, вкусив с нами от этого хлеба и вина, забудет принятый обет и присягу!

Восторженные восклицания были ответом на это обращение, и все без исключения бароны усердно поспешили отозваться на приглашение короля. В ту минуту, когда все стеснились вокруг него, между ними пробился высокого роста рыцарь в черных доспехах, без всяких украшений и герба, и закричал громко и повелительно:

– Дайте мне бокал! Дайте бокал!

Оруженосец, державший бокал, подал ему с удивлением, а неизвестный рыцарь поднял забрало своего шлема, и тогда все узнали графа д’Оверня, на исхудавшем лице которого и в мутном взоре ясно читались признаки помешательства.

Тибо выпил несколько капель из бокала и, преклонив голову перед королем, сказал:

– Король Франции! Я твой до смерти!

Потом, повернув лошадь, он поскакал прямо к отряду своих воинов, стоявших в конце линии.

– Наблюдайте за ним, Герен, – сказал король тревожно. – Прикажите беречь его!

Но Герен отвечал, что граф д’Овернь еще вчера прибыл во главе своих вассалов, чтобы примкнуть к войску. Успокоенный этим, Филипп Август благодарил баронов за оказанное усердие и, наскоро разделив с ними хлеб и вино, благословленные священнослужителями, приказал немедленно выступать к Бувинскому мосту.

Глава XXVI

В тот день, когда король Филипп делал смотр своим войскам под стенами города Турне, два всадника ехали по дороге, соединяющей Турне с Мортеном; дорога эта проходила ущельем между высокими рядами холмов. Первый всадник в полном костюме брабанта был не кто иной, как Жоделль, являвшийся Филиппу Августу под видом шпиона; второй – шут Галлон, который щеголял в новом наряде, соединявшем в себе семь радужных цветов, и в красной шапке с великолепным пером цапли.

Они были вдвоем, и Жоделль, по-видимому, не совсем обрадованный перспективой путешествия в обществе шута, пришпоривал лошадь, чтобы избавиться от этой чести. Но Галлон, сидя на огромной серой кобыле, хорошо приученной исполнять все его прихоти, упорно держался рядом с брабантом, ни на пядь не пуская его вперед.

– Да что ты пристал ко мне, противный шут? – закричал наконец Жоделль, потеряв терпение. – Будь спокоен, мы еще повидаемся с тобой, но сегодня у меня нет времени с тобой болтать. Я спешу. Да будут прокляты эти глупые саксонцы, которые выпустили тебя, несмотря на мое строгое приказание стеречь тебя получше.

– Ха-ха-ха! – загоготал Галлон – Нет, приятель, ты так хлопочешь, чтобы расстаться со мною, но тебе не улизнуть! Впрочем, ты неблагодарная скотина! Как же это, два дня тому назад я открыл тебе все тайны Куси, за шесть месяцев перед этим избавил тебя от виселицы, а ты сегодня отказываешься от моего приятного общества? Клянусь честью, этак может опротиветь всякая добродетель.

Жоделль промолчал, зато Галлон не закрывал рта.

– Так ты приказал своим любезным саксонцам не спускать с меня глаз? А не тут-то было, ха-ха-ха! Ты даже внушал им мысль, что они могут сжечь и меня и мою кобылку, потому что она, по твоим словам, такая же чертовка, как и я, а они, добряки, рассказали мне всю твою историю. Ха-ха-ха! Ну, право, честный Жоделль, не везет тебе! Ну да, вот и я опять с тобою. Я соблазнил твоих друзей красотою своей физиономии, и они отпустили меня из любви к моему носу. Ну, сам посмотри на него и скажи беспристрастно: можно ли противостоять его прелестям?

С этим вместе Галлон скорчил самую противную рожу.

– Да не торопись, пожалуйста! Ну право, только понапрасну хлопочешь. Я не расстанусь с тобой до тех пор, пока выведаю, что ты хочешь сделать с тем пакетиком, который припрятан у тебя под панцирем. Ха-ха-ха! Говоришь ты не напрасно, что я черт – Куси вот приколотил меня, а я отплатил ему с лихвой. Теперь твоя очередь. Впрочем, Куси может подождать.

– Не видать тебе твоего Куси, дурак! – закричал Жоделль с бешеной радостью в глазах. – Я тоже расплатился с ним за меткий удар и еще за кое-что другое. Я сам слышал, как было приказано отрубить ему голову. Ага, какова штука? Что ты на это скажешь, фигляр?

– Ах ты, дурак! – воскликнул Галлон, помирая со смеха. – Ах ты, скотина! Идиот ты эдакой! И ты думаешь, что я допустил бы тебя сыграть эту штуку с Куси, что я сам дал бы тебе средства так дерзко пошутить с ним, если бы не имел намерения укрыть буйную головушку моего мясника, моего христианского головореза? Господи, как эти разбойники стали глупы в нынешние времена!

– Не так глупы, как ты воображаешь, сатана! – проворчал Жоделль, поднося руку к кинжалу и отыскивая случай втихомолку проткнуть шута.

Но Галлон был кос и одним глазом не выпускал из вида брабанта, хотя притворялся, будто смотрит вдаль, а Жоделль не осмеливался прямо напасть на него, зная по опыту, какими фигляр обладает силою, ловкостью и хитростью. Он рассчитал, что будет благоразумнее притвориться, и потому, как будто развеселившись, спросил у него: