Книга Россия и становление сербской государственности (1812-1856) - Елена Кудрявцева

Российские правящие круги не выражали намерения оказать помощь болгарам в разрешении их противоречий с греками. Святейший синод также не поддерживал тенденции к расколу православной церкви на Балканах. Поэтому все радикальные предложения, поступавшие от болгарских священнослужителей, как правило, не получали отклика ни Синода, ни правительства. Российское руководство, оказывая болгарской церкви разовую и ограниченную помощь, как бы давало понять, до каких пределов она может распространяться.

Несмотря на отсутствие правительственной поддержки России, болгары старались не утерять национальной самобытности, в чем им помогала, прежде всего русская церковь. Последняя Русско-турецкая война 1828–1829 гг. послужила катализатором национального возрождения. В Адрианополе, после занятия его русскими войсками, была возобновлена служба в церкви Св. Николая Чудотворца, которую стали именовать русской. В 1849 г. прихожане выразили желание расширить и украсить здание церкви, поскольку она не могла вместить всех желающих[639].

О плачевном состоянии церквей после военных действий сообщают и другие источники. В 1837 г. архиепископ Варны Иосиф сообщал Николаю I о разрухе, которая продолжается в городе, хотя война давно закончена. Особенно пострадала Варна – из семи церквей уцелела только одна – Св. Афанасия, но и она позднее сгорела, а вместе с ней и утварь, снесенная туда из других церквей. Архиепископ жаловался на полное отсутствие денег: «Нас мало, мы бедны и еще живем в развалинах»[640]. Нессельроде докладывал об этом императору и просил, поскольку «храмам Божиим в Турции всегда оказываема была российско-императорским двором милость и внимание», выделить 25 тысяч турецких пиастров из сумм военной контрибуции. На докладной записке стоит помета царя: «исполнить»[641].

Об удручающем положении болгарских православных христиан сообщал в 1846 г. в Святейший синод проживающий в Париже болгарин Александр Бой-оглу, который описывал притеснения болгарских христиан со стороны турецких властей и греческого духовенства[642]. Для оказания помощи единоверцам по высочайшему повелению были приняты меры как со стороны Синода, так и Министерства иностранных дел. С 1837 г. болгарские церкви и монастыри снабжались церковными принадлежностями[643]. Положение монастырей было особым – часто им назначалось постоянное пособие. В 1847 г. было принято решение выдавать определенную сумму Раваничскому монастырю каждые пять лет[644]. Его настоятель обратился в Синод с выражением сердечной признательности России: «Она отверзает… двери своих семинарий питомцам сербским, она посылает нам в дар богослужебные книги, она возобновляет милостыню мирянам нашим»[645]. В мае 1852 г. церковной утвари в монастыри Св. Троицы, Руссинский, Печский, Дечанский и Грачанский было передано на 75 червонных[646].

Среди болгарских святынь особую роль играл монастырь Св. Иоанна Рильского. Он пользовался авторитетом у болгар и играл важную роль в объединении всех болгарских христиан вокруг идеи православия. В 1848 г. Святейший синод обратился к императору с просьбой разрешить монастырю прислать в Россию архимандрита Стефана Ковачевича «для сбора подаяний в пользу сей общины». Русские иерархи, со своей стороны, хотели извлечь пользу из прибытия архимандрита в Санкт-Петербург, воспользовавшись его пребыванием здесь «для преподания некоторых внушений и советов… в отношении к болгарскому народу». Нессельроде предложил выделить Ковачевичу ежемесячное жалованье в размере 150 рублей серебром[647]. Ковачевич прибыл в Петербург в 1849 г. В поданной им записке архимандрит подробно описал бедственное положение монастыря – «упадок и крайние нужды сей древней обители», просил денег для ее восстановления. Но Ковачевич прибыл не как пассивный проситель, он привез с собой целую программу по реформированию не только Рильского монастыря, но фактически всей церковной системы в Болгарии. Он предлагал учредить при монастыре славяно-болгарское училище для образования духовенства, типографию для распространения церковных книг, больницу для братии, учащихся и богомольцев. Вместе с тем архимандрит Стефан ходатайствовал о назначении в монастырь «природного», то есть болгарского архиерея, который избирался бы из среды братии и имел бы право рукоположения диаконов и священников, подчиняясь при этом прямо константинопольскому патриарху[648]. По существу, это была программа учреждения независимого от греческих иерархов правления по примеру сербской митрополии.

Ковачевич был осыпан милостями: император распорядился снабдить его церковной утварью, облачениями, а также полным комплектом богослужебных книг. Его предложение об учреждении при монастыре духовного училища и больницы было полностью одобрено, на эти нужды выделялось 3 тысячи рублей серебром. Кроме того, вышло распоряжение о предоставлении ежегодного пособия в 10 тысяч рублей серебром на срок в 10 лет для употребления его в пользу болгарских церквей и школ. В то же время более важный для болгар вопрос учреждения национальной церкви поддержки не получил. Представляя доклад Николаю I, Нессельроде высказал опасение, что «заведение в Болгарии славянского книгопечатания может возбудить мнительность турецких властей», а назначение архиерея из болгар несовместимо с правилом Константинопольской патриархии назначать архиереев в славянские земли лишь из числа греческого духовенства. Очевидно, что вмешиваться в «несправедливый» ход событий Россия не собиралась, поскольку ее церковная политика в Болгарии была частью общей внешней политики в этом регионе.

Стефан Ковачевич пробыл в России более года и возвратился в Болгарию только в июле 1850 г. За время пребывания в Петербурге «он снискал уважение как высшего духовенства, так и многих частных лиц»[649]. Известно, что Ковачевич сумел сблизиться с графом Д. Н. Блудовым, которому также сообщал факты бедственного положения болгарской церкви. Он был награжден ежегодным пособием в 300 рублей серебром, кроме того, на путевые издержки Ковачевичу выделялось 150 червонцев. Однако очень скоро болгарский архимандрит снова напомнил о себе. Уже в сентябре 1850 г. Л. Г. Сенявин докладывал императору о том, что Ковачевич обратился к нему с новыми, не менее интересными предложениями. Считая, что Киев «по хранящейся в нем святыне имеет столь же большое значение для болгар, как и для русских, он предлагал учредить в этом городе болгарский монастырь по примеру находящегося уже там греческого Екатерининского монастыря». Эта обитель, по мнению Ковачевича, «много способствовала бы к поддержанию православия в Болгарии» и к сближению болгарской церкви с русской. Присылаемые сюда из Болгарии монахи смогли бы изучить существующий порядок церковного благочиния, который вводили бы у себя на родине. Кроме того, они смогли бы передать полученные знания молодым людям, обучавшимся в духовно-учебных заведениях[650].