Книга Древние цивилизации - Анна Ермановская

Во всех случаях публичная исповедь должна быть изложена в письменном виде либо на бронзовой табличке, выставленной в святилище, либо на каменной стеле, воздвигнутой в самом храме или недалеко от него. Исповедь восьми магистратов Харама завершается выражением желания узреть бога Халфана, который, без сомнения, наказал город и племя, лишив их дождей, и испросить у него возвращение его благодеяний. Любопытно то, что богохульство считается, вероятно, не столь уж великим грехом, раз не влечет за собой никакого искупительного ритуала и никакого денежного штрафа. Впрочем, можно предположить, что требовалось большое мужество и для того, чтобы признаться публично в своих грехах, а затем видеть их изложение на табличке, выставленной в храме. Что касается грехов и прегрешений сексуального характера, то южные аравитяне склонны были смотреть на них скорее как на правонарушения, нежели как на нарушения норм морали.

Надписи упоминают «ритуальные трапезы» или «ритуальные пиршества». Торжественное застолье находит свое отражение в примерно такой формуле: «Устроив ритуальную трапезу в честь Астара зу-Зибана, он (некто) преподнес ему (богу) жертву в огне Тараха». Насколько известно, в честь каких-то иных божеств, кроме упомянутого, пиршества не устраивались. В области Ма'риба маленькое святилище в Диш аль-Асваде включает в себя центральный зал, уставленный двумя рядами скамей (общим числом 14); двери зала открываются во внутренний двор, где тоже имеются скамьи. В той же области известен и другой «банкетный» зал, однако самый знаменитый храмовый комплекс находится все же в Джебеле аль-Лавзе, на горе, которой замыкается с севера долина Джауфа. У подножия скалистого пика в форме головы сахара два очень больших здания предлагают для ритуальных пиршеств уставленные скамьями залы под открытым небом. Одно из зданий, длиной 98 и шириной 41 метр, включает в себя как минимум два зала. В каждом из залов – ряды низких и широких скамей, между которыми поставлены скамьи более узкие. Вполне возможно, что такой порядок расположения позволял, хотя и без особых удобств, принять для угощения яствами большое число верующих.

К востоку от этих зданий узкая тропа, идущая вверх по крутому склону, приводит к расположенному среди скал почти на самой «сахарной голове» святилищу Мушджи. Те 65 стел, что недавно были подняты из праха, несут на себе надписи, высеченные в очень отдаленные времена: лишь государи ранних эпох, по-видимому, могли подниматься так высоко. Кариб'иль Ватар посвящает надписи, ритуальные пиршества и жертвоприношения одновременно Астару зу-Зибану, Хавбасу и Альмакаху. Вслед за ним другие государи возглавляют подобные же церемонии. Ритуальные трапезы имеют место не столь уж часто; скорее всего, они устраиваются в дни празднования «годовщины» объединения нескольких племен, результатом которого стало образование в древнейшую эпоху Сабейского государства. Мукаррибы в память об этом событии собирают представителей всех составляющих Сабу племен, союзных и покоренных, сажают за общий стол, приносят от имени всех присутствующих жертвы Астару и Альмакаху в знак общего признания этих божеств. Любопытен союз этих двух богов: Астар остается верховным богом, всегда занимающим первое место в коллективных молениях, однако его первенство уже подвергается сомнению, так как подлинным богом-покровителем становится Альмаках.

Упомянутые церемонии предоставляют государю возможность укрепить свои личные связи с племенной верхушкой, провозгласить меры по обеспечению коллективной безопасности, обнародовать указы. Сабейские цари возглавляют также и ритуальную охоту. С самого начала Сабейского государства охота имела явно выраженное сакральное значение, так как проводилась в честь божеств. Государь лично руководит охотой, которая требует строжайшего и подробнейшего соблюдения ритуала. В надписях ни одно из животных, ставших добычей охотников, не названо прямо по его имени. Приводится только их число: десять, двадцать, пятьдесят, шестьдесят, сто пятьдесят, две сотни, четыреста шестьдесят и тысяча. Ибекс – наиболее распространенное дикое животное, а потому он по преимуществу и становится добычей. Одна поздняя надпись упоминает четыре тысячи ибексов, убитых во время одной охоты на высокогорном плато. Но, конечно, и другие животные дополняют собой общую картину: дикие быки, молодые верблюды, гепарды (или пантеры), львы.

В честь божеств организуются большие паломничества. Наиболее многочисленные из них – в честь Альмакаха в Ма'рибе. Вероятно, пилигримы направлялись к храму в Авваме. Исходя из этого, легко объяснить и общие размеры здания, и его конфигурацию, и наличие широкого пространства, обнесенного стеной овальной формы. Паломничество происходило примерно в июне, то есть во влажный сезон. Его участники выполняли ряд обрядов, чтобы испросить дождя (современные арабы эту церемонию моления о дожде называют истика).

По изображениям в святилищах можно с определенной степенью достоверности восстановить внешний облик жителей Сабы. Одеты они, как правило, в длинные туники, вероятнее всего, сшитые из льняной ткани. Туники иногда ниспадают до ступней, иногда прикрывают ноги до половины икры, иногда ниспадают свободно, иногда на талии схватываются простым поясом. Статуэтки сидящих мужчин указывают на то, что длинное одеяние спускается до босых ступней. Женское платье едва обрисовывает груди. На яйцевидном лице сильно выступают нос и надбровные дуги, обрамляющие в форме ромба глаз с отверстием на месте зрачка. Эти статуэтки очень многочисленны, но их происхождение остается неясным. Что касается их датировки, то они, вероятно, восходят к началу I тыс. до н. э. Другие статуэтки представляют стоящих персонажей, одетых в ту же облегающую тунику, спускающуюся до половины икр и подпоясанную куском обмотанной вокруг талии ткани, край которой свисает между ног. Простое ожерелье располагается не ниже основания шеи.

Колонны храмов часто украшает еще одна традиционная фигура. Высотой примерно двадцать сантиметров, шириной – не более десяти, этот персонаж гордо высится на пьедестале. Он стоит анфас, но его ноги – в профиль; на нем длинное, украшенное нашивками и стянутое в поясе одеяние; на ногах, чуть выше лодыжек, – кольца. Еще одна мода: платье, поддерживаемое, как кажется, двумя перекрещивающимися бретельками, имеет на рукавах разрезы, так что спадает с них двумя складками, оставляя предплечья обнаженными. Голова, за исключением симметрично расположенных с двух ее сторон пучков волос, наголо обрита. В правой руке – какое-то, иногда раздвоенное на конце, орудие; левая же сжимает длинный, загнутый сверху посох. Если не считать грудей, которые едва обозначены маленькими кружками, ничто не указывает на принадлежность персонажа к женскому полу. Фигурки представлены в нескольких вариантах. У одних из них – платье «колоколом» расширяется внизу, причем его контур оттеняется отброшенным назад покрывалом. У других оно гораздо короче и украшено внизу зубчиками.

С некоторых колонн храма в ас-Савде на нас взирают персонажи явно мужского пола: коренастые, в короткой юбочке, выступающей из-под туники, с взъерошенными волосами. Эти фигурки всегда в правой руке держат какой-то изогнутый, в форме угла, инструмент – на конце иногда раздвоенный, иногда нет. Что это за орудие или предмет, остается только догадываться. Может быть, это скипетр. Может быть, это мотыга или кирка. Все эти персонажи занимают центральное место в декоративных панно храмов, построенных в VIII в. до н. э. Некоторые признаки указывают на то, что фигурки восходят к еще более седой старине, нежели украшаемые ими святилища. За их плечами – древнее наследие, быть может, уводящее к эпохе освоения ткачества.